– Ну и как тебе этот дом? – спросила я, теребя лацкан. Это была улыбка или мне почудилось?
Мы прошагали через причесанные живые изгороди из тиса, которые окаймляли интересующий нас участок, проследовали мимо двух аккуратно спланированных прудов и подошли к укрытым на зиму, но с виду ухоженным цветникам, раскинувшимся направо и налево. Посреди всего этого опрятного ландшафта стоял фахверковый дом с фронтонами, торчащими во все стороны, как волосы у непричесанного мальчишки, и прямоугольными окнами в свинцовых переплетах – маленькими и гадкими, словно прищуренные глаза. Сам дом и прилегающий к нему участок были новыми, но сделанными «под старину» – как городской нувориш воплотил бы свое представление о традиционном сельском особняке. Но я-то выросла в мире подлинной сельской жизни, где виллы и сады были органичной частью девонских холмов. На мой вкус, этот дом вместе с гольф-клубом, вокруг которого здесь вращалась вся жизнь, как в миниатюрной солнечной системе, выглядел неестественно, даже фальшиво, и мрачность его интерьеров отражала тьму, царившую внутри здешнего сияющего сообщества. Но я понимала: Арчи видит все по-иному; для него это – шаг в мир, к которому он всегда стремился, но которого никак не мог обрести. И счастью его не было пределов.
– Боже мой, как близко до клуба! – При мысли о том, что поле для гольфа рядом, его глаза сверкнули. Или в них даже зажегся огонек? – Гораздо ближе, чем предыдущие варианты. Тут даже пешком можно дойти с клюшками в руках.
Я улыбнулась ему из-под полей шляпки, а он схватил меня за плечи и притянул к себе. От такого выражения чувств мое сердце заколотилось.
– Думаю, это то, что надо, – прошептал он мне в ухо. – Агата! Мы сможем здесь чудно жить.
– Правда? – спросила я, поднимая лицо. Неужели я наконец хоть что-то сделала, как надо? Я вознесла безмолвную молитву, чтобы этот наш переезд и долгие уик-энды за гольфом вернули мне того, прежнего Арчи. Его недавний переход из предыдущей фирмы в более почтенный «Австрал» – чему поспособствовал друг Арчи, Клайв Бэлью, – слегка приподнял его настроение, но депрессия все равно оставалась нередкой, регулярной гостьей.
– Конечно! – заверил он. И тут, к моему глубочайшему изумлению, в его глазах промелькнуло озорство, веселое безрассудство, которого я не видела с тех пор, как он вернулся с войны. – Но мне понадобится своя машина.
– Думаю, это прекрасная идея! Ты же знаешь, как я обожаю разъезжать на «Моррисе Каули». Ничто не сравнится с этим ощущением – как ветер развевает твои волосы, когда ты мчишься по сельским дорогам, а в душе – полнейшая свобода. – Явспомнила, как, сев впервые за руль, вдруг осознала, что автобусные расписания мне теперь не указ, не говоря уже о времени, потраченном на пешие переходы. – Ты уже придумал, какая машина тебе нужна?
– Может, легкий компактный «Деляж»?
– Арчи, это замечательно!
– По поводу этого дома у меня есть предложение. – Он сжал мою руку. – Нам надо его переименовать. «Большие тисы» звучит ужасно. Похоже на название болячки.
Я хохотнула. Даже не припомню, когда Арчи в последний раз шутил.
– У меня безумная идея, – произнесла я.
– Какая?
– Давай назовем этот дом, как в моей книге, – Стайлз?
Арчи не ответил, и я заволновалась, что, упомянув о своей книге, все испортила. Но он улыбнулся. Потом наклонился, поцеловал меня в щеку, и мое сердце воспарило.
– Теперь он называется Стайлзом, – сказал он.
Глава 30
Исчезновение. День шестой