Тайна Агаты Кристи

В таком душевном настрое я оставила Розалинду на Шарлотту, которая только что вернулась в Стайлз после выздоровления отца, и села в свой «Моррис Каули». Когда у Арчи кончится рабочий день в «Австрале», я встречу его на выходе, увезу куда-нибудь на роскошный ужин и буду умолять вернуться в семью.

Арчи согласился на мое приглашение. Но с огромной неохотой и массой условий. Мы посидели в пабе где-то на отшибе (а то вдруг кто-нибудь из коллег Арчи случайно увидит наш эмоциональный диалог), выпили по рюмочке-другой – а я еще и поплакала, – и он согласился на трехмесячное испытательное примирение и на совместный отдых, чтобы только мы вдвоем. Идеальным местом для воссоединения мне виделись Пиренеи.

Заснеженные вершины, вид на которые открывался из пиренейского городка Гетари, при лунном свете выглядели еще божественнее, чем днем. Поначалу я подумывала о другом пиренейском городке, Котре, куда ездила с родителями в детстве. С годами моя память о той поездке ничуть не померкла – наши прогулки по тропам среди сосен, венчики ярких диких цветов, родители держатся за руки, гулкое лесное эхо отражает их смех. Но я забеспокоилась: даже если наш с Арчи вояж пройдет удачно, он все равно никогда не сравнится с тем удивительным летом. И сейчас, наблюдая за поведением мужа, я радовалась, что не стала портить воспоминания и вместо Котре выбрала Гетари.

Стоя у гостиничной кровати, где мы спали рядом, но без близости, я приподнялась на цыпочках, чтобы лучше разглядеть в окне наш известный своими источниками городок, иллюминированный в это время суток сотнями мерцающих свечей. Я открыла было рот, чтобы позвать Арчи полюбоваться живописным видом, но быстро передумала. За сегодняшним ужином в гостинице он делался все молчаливее – даже вторая бутылка каберне и тепло камина не смогли его разговорить.

Что я сделала не так на этот раз?

Его согласие отправиться со мной в Пиренеи поначалу показалось мне хорошим знаком – может, он откажется от безумной идеи уйти от нас к Нэнси? Но с тех пор, как мы приехали в этот колоритный горный уголок Иберийского полуострова между Биаррицем и испанской границей, общаться с ним день ото дня становилось все труднее. Первое время он охотно совершал прогулки, за ужином поддерживал разговор, пусть и состоявший из коротких реплик. Но на пятый день он словно лишился голоса и перестал вступать в какое бы то ни было общение, ограничиваясь лишь краткими «да» и «нет», а совместное времяпрепровождение стало сводиться исключительно к приему пищи.

Стоя в наших апартаментах, состоявших из спальни и гостиной, я озиралась по сторонам. Куда делся Арчи? По мере того как продвигался наш отдых, он пристрастился, молча выйдя из номера, устраиваться с книгой в одном из общих помещений гостиницы. Чтение в одиночестве сделалось одновременно его пристанищем и его бунтом.

Приоткрыв дверь, я выглянула в коридор, потом посмотрела вниз, в лобби, но Арчи нигде не было. Я вновь обследовала апартаменты, недоумевая, куда он мог исчезнуть всего за пару минут после ужина. Или отвращение ко мне погнало его прочь из гостиницы в местный паб? Но тут меня осенило: я ведь не проверила балкон – неужто моя компания ему невыносима настолько, что он отважно предпочел стоять на студеном вечернем воздухе?

Я потянула на себя тяжелую дубово-стеклянную дверь и вышла на балкон. Мой взгляд уперся в спину Арчи.

– Арчи? – позвала я бодрым, как мне казалось, голосом.

Мой прекрасный муж – в натянутой на лоб шляпе, замотанный до подбородка в клетчатый шарф, повернулся ко мне.

– Неужели человек не может хоть секунду побыть один? – заорал он, выронив трубку, которую курил. – Я всего-то и хотел – каплю тишины и покоя, подальше от твоей непрерывной трескотни! – его лицо безобразно скривилось.

Мне словно врезали пощечину. Отступив от него в сторону, я уперлась в балюстраду балкона.

– Из…извини.

Он решительно подошел ко мне, и его лицо нависло над моим.

– Думаешь, мне нравится здесь с тобой? Нравится слушать твое нескончаемое жужжание о культуре, музыке, дурацких идеях для книг, о твоей матери и твоем… горе?

Неужели это Арчи говорит мне такие гадкие вещи? Я давно привыкла к его холодности, но ранил он меня обычно молчанием, а не словом. Сейчас он применил новое оружие, и оно сработало.

Его лицо вновь трансформировалось, теперь на нем появилась нездоровая, самодовольная улыбка.

– Что, наконец-то отнялся язык? Ладно, я сам отвечу на этот вопрос. Я не хочу быть здесь с тобой. С тобой я не хочу быть нигде. – Он приблизил свое лицо почти вплотную к моему, и я почувствовала, как на моих щеках замерзает его слюна. Он занес руку, и я было подумала, что сейчас он меня ударит или толкнет. Но он резко ее опустил.