При этом Фёдоров ещё в прежней своей жизни обратил внимание на то, что инспекторы ГАИ никогда не придирались к тому, что чуть ли не четверть лобового стекла справа занята портретом покойного вождя, хотя во всех других случаях жёстко требовали от водителей убрать из поля зрения разного рода побрякушки и картинки. Так что, как бы ни изгалялись внешние и внутренние враги на тему "культа личности", а явление это – если оно было (а было оно вовсе не таким, как это пытались представить официально!) – шло не сверху, а снизу, из самой гущи простого трудового народа. В отличие, скажем, от того явления, которое внешне было похоже на культ, но создавалось подхалимами и номенклатурными прихлебателями, использовавшими в своих целях тщеславие и прочие слабости Брежнева. Иначе говоря, „культ личности Сталина" имел демократическое происхождение, являлся своеобразным выражением воли и мнения народа, тогда как „борьба с культом Сталина и его последствиями", как и попытки искусственного создания сверху подобий культа иных личностей можно считать проявлением антидемократизма.
В день похорон опять никто не работал. В актовом зале института был специально установлен телевизор. Благодаря Эмилю Хольцке появился телевизор и в просторном коридоре второго этажа ЦНИЛ. Шла прямая трансляция похорон. Когда гроб с телом Брежнева сорвался с лямок и упал в могилу, заведующая отделом микробиологии отчётливо охнула. В глазах этой немолодой, много пережившей женщины Фёдоров заметил слёзы. На душе стало тяжело. Видимо он слишком пристально поглядел на неё, так как она заметила этот взгляд. Переглянувшись, оба потупили взор. Падение гроба оба расценили как скверное предзнаменование. Конечно, не к лицу было заведующей отделом, доктору наук, старшему научному сотруднику и автору открытия, недавно официально признанного, показывать своё суеверие! Но, как и многие умудрённые жизнью люди, она знала, что дурные приметы слишком часто оправдываются, чтобы не считаться с этим.
Несмотря на то, что Фёдоров был почти вдвое моложе, между ними уже давно сложилась устойчивая духовная связь. Возможно, это было связано с тем, что Фёдоров был вторым человеком в институте, который тоже подал заявку на открытие, а несколько ранее – сразу две заявки на серьёзные изобретения (одно из которых, благодаря экспертам Модль и Перель, впоследствии, в его будущем, стало широко известно в качестве "израильского способа лечения наркоманий"). Пригласив тогда в микробиологический отдел молодого учёного, она молча в течение минуты пристально вглядывалась в его лицо, а затем сказала:
– Ну, что, Алексей! Глаза у тебя хорошие: добрые и уверенные. Может быть, пробьёшься. Хотя имей в виду, мы с Михаилом Васильевичем за признание нашего открытия сражались семнадцать лет! Ну, иди к своим крысам!
Михаил Васильевич Земцов был одним из старейших учёных института, заведовал кафедрой микробиологии. Сын его, кандидат наук, однокурсник Алексея, был младшим научным сотрудником ЦНИЛ, как и Фёдоров. Семейный клан Земцовых многие десятилетия занимался наукой, имел обширнейшие связи в научном мире, а в годы войны профессор занимал генеральскую должность главного эпидемиолога. Тем не менее, за признание открытия пришлось в течение семнадцати лет бороться с завистниками и разными модлями… Было о чём подумать! И всё же, благодаря системе жизнеустройства в СССР, солидарному типу взаимоотношений между людьми, пусть с трудом, но и правду найти было можно, и талант, неловкий в жизни, не погибал, а, как правило, становился востребованным!
Из состояния задумчивости Фёдорова вывел толчок в бок. Он оглянулся. Это была заведующая его отделом:
- Ну, вы что, Алексей Витальевич, задумались? Всё уже закончилось. Пойдём, надо поговорить!
Когда они спустились в кабинет Михайловой, та дождалась, пока он закроет дверь, усядется в кресло для посетителей, и сообщила:
- Готовьтесь к встрече с шефом! Завтра в десять утра, после лекции, он вас ждёт. Это по поводу той статьи. Только, пожалуйста, больше помалкивайте! Он всё ещё не решил, отдавать вас под сокращение штатов или не стоит: статья-то очень хорошая! Если предложит вам самому, в его присутствии, дописать имена авторов. Ну, вы понимаете!.. Меня ваше возможное сокращение совершенно не устраивает!
Выслушав это предложение, сделанное Евгенией Дмитриевной не без заметного усилия над собой, с тревогой в усталых серых глазах и с опаской, что прямой и бескомпромиссный Фёдоров может его отвергнуть, Алексей Витальевич тихо, с мягкими интонациями ответил:
- Да, всё я понял, Евгения Дмитриевна. Буду молчать и стараться. А как с защитой? Что-нибудь прояснилось?
- Завтра с ним и поговорите. То есть, я имею в виду статью! От этого всё зависит. В среду он уезжает в Москву.
- Спасибо вам, Евгения Дмитриевна! – правильно понял намёк Фёдоров. – Так я пойду? Вообще-то у меня сегодня библиотечный день .