Тайна академика Фёдорова

какие внутри– и внешнеполитические шаги допустить нельзя ни в коем случае. Имею сведения и о тех шагах, которые крайне желательны в интересах советского государства и народа. Понимаю, что поверить мне трудно, что нужна проверка. Предлагаю простой способ: я надиктую вам или изложу собственноручно, когда и какие сообщения о каких событиях будут публиковать „Правда"… ну, скажем, до нового 1983 года. Вы это смо­жете проверить лично, не привлекая никого. Любая утеч­ка может привести к катастрофе. После этой проверки Вы можете вызвать меня. Если сочтёте нужным…

Фёдоров несколько замялся, но почти сразу продолжил:

– Конечно, я носитель того, что сейчас составляет государственные секреты. Меня можно изолировать, ликвидировать или отправить в психбольницу. Поймите, мне всё равно! Я пережил убийство моей семьи американскими оккупантами в 2008 году, мне уже 60 лет, хватит! Но сейчас наступает период бифуркации, то есть такое время, когда история, всё развитие страны с минимальными усилиями может быть повёрнуто в любом из двух направлений. Надо не дать Горбачу и Беспалому уничтожить нашу страну, наш народ.

Напрасно Фёдоров думал, что Шебуршин ему не сможет поверть. Тот поверил сразу, хотя вещи его нежданный гость говорил, мягко говоря, странные. Однако версия „гость из будущего" объясняла всё: и странную дискордантность между внешней молодостью собеседника и его бросающейся в глаза умудрённостью, опытностью и явной усталостью от жизни, и его вроде бы непонятную осведомлённость о высших государственных секретах и то, почему он боялся андроповской прослушки в здании КГБ, и даже то, почему гость обратился именно к нему, а не к кому– либо иному.

-           Согласен! Напишите о предстоящих публикациях "Правды". Кстати, а как же вас зовут?

-           О, извините, товарищ генерал! Фёдоров Алексей Витальевич, научный сотрудник Воронежского медицинского института, вот мой паспорт.

Генерал быстро перелистал паспорт, сделав мыслен­ные пометки: холост, скитается по частным квартирам (а то и по углам – за 2 года 4 разных адреса). Да, если он дейст­вительно из будущего, то выходит, что он согласился – со своим-то опытом и знаниями – вернуться, в общем, к разбитому корыту по каким-то очень и очень веским причинам.

-           Числитесь в отпуске или прогул? Ночевать в Москве есть где?

-           Прогул, Леонид Иванович. Если сегодня уеду, будет трое суток. Ничего! Как-нибудь выкручусь. Ночевать негде.

-           Стоп! Давайте без самодеятельности! Сейчас органи­зую больничный лист. с Воронежскими печатями.

-           И будет утечка.

-           Никаких утечек! Слушайте, что вам говорят! Или вы и мне не вполне доверяете? – ухмыльнулся Шебуршин. – Вижу-вижу по вашей реакции! Выходит и у вас – в будущем обо мне не такие уж полные сведения.

-           Леонид Иванович! Речь не лично о вас, но о вашем окружении. В частности, очень прославятся на Западе такие предатели, как два Олега из КГБ – Гордиевский и. (Фёдоров несколько замялся) Калугин.

Шебуршин помрачнел:

-           Даже так?! Хорошо, тогда сделаем следующее.– Гене­рал помялся, затем вытащил из кармана портмоне, дос­тал из него несколько купюр, выбрал самые свежие – десятирублёвую и трёшку, порвал каждую из них пополам и протянул половинки каждой из банкнот Алексею. – Если мне что-то от вас понадобится, придёт человек с десяткой, его инструкциям вы можете вполне доверять, однако никаких сведений ему ни в коем случае не сообщайте. Если вы понадобитесь здесь, в Москве, к вам придет человек с половиной трёшки. Через три дня после этого я вас встречу в метро Комсомольская – кольцевая. Пойдёте вправо, по вашей правой руке, когда выходите, поняли?! К переходу на радиальную линию. Там есть нечто вроде балкона. Ясно?! Я вас с этого балкона увижу. Если нет, то идите к выходу через радиальную к вокзалам. Ждите у телефонов-автоматов снаружи у Казанского вокзала. Время встречи вам сообщат. Всё! Запомнили?! Так! А сейчас пишите о будущих сообщениях газет! Здесь! Закончите – выгляните ко мне!

Генерал вышел, а Фёдоров, весьма довольный результатами беседы с ним, принялся своим аккуратным почерком писать о будущих сообщениях „Правды" и „Известий", которые специально с этой целью вызубрил, делая выписки в библиотеках. Каждое сообщение он начинал с указания точной даты публикации и её названия.