Стали мы ломать пол, доски дубовые в ладонь толщины, куда там!..
— Подожди, Семен! — остановил его комиссар. — Разве не ясен был приказ — не вмешиваться ни в какие дела, а только своим присутствием помешать преступлению?
— Оно-то так, товарищ комиссар, да увлекся я малость, опосля-то понял, что ненужное это дело. Все одно никому не поможешь. А тут еще на улице слышим выстрел и крик. Испугался я. «Неужто, — думаю, — Шалыгин стрельбу открыл?
Бедовый парень». Но ошибся. Приказ он выполнял справно, а стрелял кто-то за углом. Пока мы подоспели, никого уже не было, а на мостовой хрипел человек.
— Значит убийство все-таки произошло?
Юнг опустил голову.
— Знаю, Иван Ильич, что нехорошо получилось, да кабы знать… Эх!
— А вы случайно сами не стреляли там? — спросил комиссар.
— Ну что вы, Иван Ильич! Можно хоть кого спросить, коли мне не верите. Для меня приказ… да разве я сам не понимаю… Эх!..
— Ну верю, верю! Экая ты красная девица, уже и обиделся. Что же это за убитый был?
— Затащили мы его в дом. Осмотрели, ну, я для порядка обыскал его. Мужчина молодой, одет чисто. Пуля попала ему в горло, кровь булькает. Дернулся раз-другой и затих. В карманах никаких документов. Только «Смит» без патронов да вот эта вещичка… — Юнг положил на стол небольшой, плотно обвязанный, пакетик.
— Что в нем — не знаю, только дюже тяжел.
Широких повертел в руках сверток.
— Собрал я все, что можно, да только пустяки.
По мере того, как Юнг выкладывал содержимое карманов, на столе росла кучка разного хлама.
Широких с любопытством все осматривал. Это были обрывки телеграмм, бумажки. В руки попался окурок.
— А это что?
— Эта папироска дымилась на полу, когда мы вошли в комнату.
— Знаешь, Семен! Из тебя может получиться неплохой следователь, хватка у тебя есть. Как ты думаешь, кто курил эту папироску?
— Это надо подумать.
— А вот видишь это красное пятно.
Юнг хлопнул себя по лбу.
— Ее курила женщина!
— Правильно! Женщина с крашеными губами.
Юнг озабоченно почесал за ухом.
— Выходит, она удрала. Шалыгин видел, как в одну сторону драпали те трое, а в другую один человек. Он-то и сел в пролетку.
Широких открыл складной нож и порезал шпагат, которым был связан пакет. Под тройным слоем темной плотной бумаги показалась металлическая коробочка.
Крышка, плотно пригнанная, долго не открывалась, но все-таки поддалась. Оба с любопытством наклонились. На дне коробки в мягком темном бархате лежал камень черного цвета.
— Тебе не кажется, Семен, что такая маленькая коробка слишком тяжела?
— Она мне весь карман оттянула, — подтвердил Юнг.
Широких водворил крышку на место и сунул странную находку к себе в карман.
— Семен, ты не сказал, куда вы девали убитого.
— Во дворе был сарай, я его оставил там.
Широких взглянул на часы.
— Сиди здесь и жди меня, — приказал он.
— Куда же вы, Иван Ильич? Неужто туда?
— Обязательно, Семен, туда. Очень жалею, что вчера не принял участия в вашем походе. А ты посмотри за мальцом. О нем еще поговорим.
Юнг вошел в комнату, где находился мальчик.
Петька скинул сорочку и остался в холщовой рубашонке, опорки поставил у дверей.
Юнг присел на табуретку.
— Родители у тебя есть? — спросил он.
В глазах Петьки мелькнула тень.
— Папаня был, а мамки вовсе не было.
— Как это вовсе?
— Не было да и все.
— Ну, а папаня где?
— Нету.
— Убили, что ли?
Петька кивнул головой и отвернулся.
— Дядя Семен, а сколько стоит билет до Москвы?
— До Москвы? А зачем тебе, уехать хочешь?
Петька снова кивнул головой.
— Мне в Питере никак нельзя.
— Куда же ты поедешь, голова бедовая, ведь ты еще пацан? Да и деньги нужны.
Петька улыбнулся.
— Кто его знает, для вас я пацан, а для других, может быть, и не пацан. — Он замялся, явно не желая продолжить разговор.
— Ты, оказывается, парень дошлый. А то, может быть, поживешь? А там я тебя куда-нибудь определю.
— Спасибо, дядя Семен, — голос Петьки дрогнул. — Мне в Питере нельзя. Да и вам тоже некогда со мной возиться. Вы вон царя сшибли, у вас и так забот теперь…
— Нет, Петька, никуда я тебя не пущу, а царя мы сшибли, чтобы вот таким, как ты, легче жилось. Кончится война, в школу пойдешь. Учиться хочешь?
— А я грамотный, дядя Семен.
— Это хорошо, что ты грамоту знаешь, а все-таки учиться тебе нужно.
— Нужно, — согласился Петька. — Только я, дядя Семен, поеду: мне в Питере никак нельзя.
— Да что ты заладил одно — нельзя, да нельзя, а ты возьми да и сделай можно.
По-нашему, по-флотски. Ну?
Петька вздохнул и отрицательно покачал головой.
Юнг задумался. Про себя он уже решил приручить этого мальчугана. Но его озадачило упорство Петьки.
— Ну, скажи мне, почему тебе нужно уехать из Питера? — неуверенно спросил Юнг.
Петька быстро вскинул глаза и сразу же их опустил.
— Нет, дядя Семен, не скажу.
— Значит, со мной ты больше не желаешь иметь знакомства.
Петька подошел к Юнгу и прикоснулся к его плечу.
— Я, может быть, еще не уеду, а только сейчас мне непременно надо уйти.
Он умоляюще посмотрел на Юнга.
Худое, курносое лицо Петьки, покрытое редкими веснушками, выражало такую печаль, что у Юнга невольно сжалось сердце. Он привлек Петьку к себе и крепко прижал…