–
– Должно быть, вы правы… – пробормотал он. – Только ведь у меня ранение в голову, – напомнил Хопкинс, ощупывая свой затылок.
– Выкладывай, Турок, – вмешался Альфонс Ничейный. – Обещаем спокойно выслушать тебя. Ну, а если твое объяснение покажется нам неубедительным, вздернем тебя, да и вся недолга.
Турок незамедлительно толкнул Ничейного в грудь и снова схватился за кухонный нож.
– Ох, испугал! Какие тут все силачи подобрались, и каждый норовит из себя вожака строить! И ты, Альфонс, туда же?
Ламетру едва удалось утихомирить Турецкого Султана, которому не терпелось схватиться с нашей троицей.
– Уймитесь вы, право! – вмешался Матеас.
– И ты решил в силачи записаться?
Думаете, мне слабо одному против вас всех? – Трое изо всех сил удерживали его, а он все знай сыпал угрозами.
– Языком болтать не велика премудрость. Посмотрим, что вы запоете, ежели вас перышком пощекотать!
Мы даже готовы были торжественно просить у Султана прощения, когда он наконец уселся и закурил.
– Я действительно сбегал от вас и скрывался, – все еще тяжело отдуваясь, начал он, – но вовсе не со страху. Просто я… это… в инкогните был… Под чужим именем, стало быть, таился.
– Ты давай ближе к делу, – примирительным тоном напомнил ему я.
– Тогда подкиньте сигарет. Да побольше! – огрызнулся он. – Сами видели, последнюю только что выкурил.
Хопкинс презрительно швырнул ему пачку русских папирос – бывшую собственность горного инженера Мусовского.
– Начну с того момента, – обратился ко мне Султан, – когда вы с Хопкинсом заявились на корабль, а я сидел, замотанный в скатерть.
– Да, с этого все и началось, – кивнул Хопкинс и нервно передвинул в уголок рта изжеванную сигару.
– А ты, Хопкинс, не лезь поперек батьки, – одернул его Султан и с возмутительной наглостью добавил: – Выше голову!
Хопкинс прикрыл глаза веками, но ничего не ответил.
– Сидел это я, посиживал, – продолжил Турецкий Султан, попыхивая папиросой, – как вдруг заявился какой-то молодой человек. Где, спрашивает, хозяин баржи. В Гибралтар, говорю, уехал, а я тут груз стерегу. Ему бы, говорит молодчик, надо на пару деньков пристроить здесь один сундук. Можно, отвечаю, но не за здорово живешь. Он без звука согласился и посулил мне аж пятьсот франков. Я, само собой, не протестовал. Через час притащили сундук и в трюме его пристроили, а мне задаток вручили, двести пятьдесят франков. Под вечер забрел ко мне приятель, и мы давай в карты резаться. Я продулся подчистую, а потом мы с ним упились вусмерть. На другой день, когда я очухался, выяснилось, что даже одежку мою сперли. Тогда-то и пришлось замотаться скатертью и ждать владельца сундука. Явится же он за своим сокровищем, а заодно и денежки мои принесет. Только хозяин-то не явился. Тогда я спустился в трюм, взломал сундук, а там… жмурик какой-то и ничего больше.
– Как он выглядел? – поинтересовался капитан.
– Низенький, толстый, с лысиной, нос довольно широкий, слегка вздернутый.
– Капитан Мандлер, – пробормотал Ламетр.
– Посреди лба дырка от пули. Смекнул я, что ежели застукают меня в обществе жмурика, то мне несдобровать. Но без штанов-то куда податься? Положение отчаянное! Сижу и жду, может, забредет какой олух ненароком, я и позаимствую у него одежку. И впрямь появился, да не один, а двое: Хопкинс и Оковалок. Потом Хопкинс согласился меня выручить, в его одежке я и сметался. Но недалеко ушагал, как заприметил хозяина сундука. Сидит, на террасе кафе с дамочкой посиживает. С графиней.
– Кто же был этот человек?
– Морской офицер по имени Хиггинс.
– Хиггинс? – в изумлении прошептал Ламетр.