Не зная, что ответить, девочки промолчали. После затянувшейся неловкой паузы Шипшенк хихикнул и подмигнул Сабрине.
— Шутка, барышни. Ваш отец всегда был примерным учеником.
— Сестры были на моем попечении полтора года, пока мы не перевели их сюда, в Феррипорт, к их бабушке, — объяснила мисс Смэрт. — Но госпожа Гримм не слишком серьезно отнеслась к их образованию, и девочки целый месяц не посещали школу.
— Ну, лучше поздно, чем никогда, — рассмеялся советник, доставая из ящика стола какие-то бумаги и подписывая их.
— Каспер, — начала мисс Смэрт и вдруг расстегнула верхнюю пуговицу блузки, — я не смогу спать спокойно, если не предупрежу вас кое о чем касательно этих двух особ. Они обе — сущее наказание. Я раз двадцать пристраивала их в приличные семьи, но каждый раз всё заканчивалось весьма плачевно. Всё им не по нраву. Из одного дома они сбежали только потому, что их попросили помогать по хозяйству.
— Какой это дом? — стала защищаться Сабрина. — Это не дом вовсе, а конюшня!
— Их пони залез в мой чемодан и сжевал все мои трусики, — добавила Дафна.
— Они, как видите, еще и дерзят, — заявила мисс Смэрт и под столом больно ущипнула девочек.
— Хорошо, мисс Смэрт, — сказал мистер Шипшенк, ласково улыбаясь сестрам. — В нашей школе мы предпочитаем смотреть в будущее. Наш девиз: «У каждого есть право еще на один шанс».
— Знаете, Каспер, как профессионал, проработавший с детьми почти двадцать лет, скажу вам вот что: еще один шанс нужен им меньше всего. Что им действительно нужно, так это хороший пинок под…
— Спасибо за совет, мисс Смэрт, — прервал ее советник.
— Можете называть меня
Повисла еще одна долгая, неловкая пауза. Мистер Шипшенк вдруг покраснел и зачем-то стал перебирать бумаги у себя на столе.
— Завезти, говорите? Из Нью-Йорка? Ну что вы, что вы! В этом нет необходимости. Да вы отправьте их почтой, когда сможете, — сказал он, внимательно разглядывая бумаги. — А мне пора отвести девочек в их классы. Полагаю, вы сможете сами найти выход, мисс Смэрт?
Специалистка по охране детства заерзала на стуле, лицо ее побагровело от расстройства: рушились все ее планы.
— Разумеется, — сказала она и, раскрыв сумочку, достала визитную карточку. — Если вам потребуется моя помощь, обращайтесь обязательно. Мой домашний телефон указан на визитке.
Сабрина бросила взгляд на содержимое сумочки мисс Смэрт, и, когда увидела там книжку
Но самым неприятным было то, что в ее душе появилось какое-то странное ощущение: ей вдруг стало жалко эту чокнутую старую тетку. У Сабрины, может, и не было большого опыта общения с мальчиками, но тут и невооруженным взглядом было видно: советник не проявлял к мисс Смэрт никакого интереса.
— Ну, хорошо. Сьюзи… Дебби… мне пора, — сказала мисс Смэрт, поднимаясь.
— Сабрина, — поправила ее Сабрина; всё ее сочувствие к ней уже испарилось.
— Дафна, — добавила Дафна.
В дверях мисс Смэрт остановилась, повернувшись к мистеру Шипшенку:
— Может, еще встретимся как-нибудь, Каспер…
Мистер Шипшенк радушно улыбнулся, но промолчал и посмотрел на нее как-то беспомощно, словно олень, ослепленный фарами мчащегося на полной скорости грузовика. После новой затянувшейся паузы мисс Смэрт наконец вышла.
— Ведите себя как следует, — напутствовала она сестер, — а не то я вернусь.
— Ну что ж, пожалуй, пора в класс, — сказал ми стер Шипшенк, поднимаясь из-за стола, чтобы проводить девочек. — Первый день в новой школе всегда непростой, поэтому хочу, чтобы вы знали: если возникнут проблемы — ну, например, не поладите с кем-нибудь или учитель слишком много на дом задаст, — тогда без стеснений прямо ко мне. В любое время. Выслушать вас — моя работа, и дверь моего кабинета всегда открыта.
Сабрине понравилась его принципиальная позиция. За последние два года она побывала в нескольких школах, и никто не обращался к ней так, как этот советник. Все только нотации читали: следует, мол, отвечать за свои поступки и проявлять во всем усердней прилежание. А этот, похоже, понимал, как трудно быть ребенком.
— Мистер Шипшенк, у нас ведь совещание! — окликнул его какой-то мужчина, говоривший с немецким акцентом, почти как у бабушки Рельды, и направился к ним из другого конца коридора.
Он был высокого роста, темноволосый, в сером костюме. Его нос с горбинкой казался огромным на вытянутом румяном лице. По тому, как он хмурил густые брови, похожие на двух потревоженных гусениц, было видно, что он явно чем-то расстроен.