Тайна Анри Пика

5

По дороге к матери Жозефина размышляла над ее словами: «Ты должна срочно ко мне приехать!» Мадлен не захотела объясняться по телефону, лишь коротко сказала, что ничего страшного не произошло. Такое случалось крайне редко, – Мадлен никогда ни о чем не просила дочь, они вообще разговаривали нечасто. Это был наилучший способ избежать разногласий или стычек. Молчание – вот самое надежное средство от раздоров. Мадлен утомляли причитания дочери, а Жозефине так хотелось, чтобы мать хоть как-то проявила свою любовь к ней – обняла, например. Внешняя холодность старшей из них вовсе не говорила о равнодушии, здесь сказывался возраст. Любви меньше не становилось, ее только выказывали не так щедро.

Приезжая в Крозон, Жозефина спала в своей бывшей детской. И всякий раз ее одолевали воспоминания: она снова видела себя хитрющей девчонкой, ершистым подростком или соблазнительной девушкой. Все эти Жозефины проходили перед ее мысленным взором, как на смотринах. А в доме ровно ничего не менялось. И сама Мадлен выглядела по-прежнему – женщиной без возраста. Вот и сегодня все было как всегда.

Жозефина чмокнула мать в щеку и с места в карьер спросила: что за срочные дела такие? Но та ответила не сразу – сперва приготовила чай, потом неторопливо уселась и, наконец, сказала:

– Я узнала кое-что новое о твоем отце.

– О господи! Только не говори мне, что у него объявился внебрачный ребенок.

– Да нет, вовсе нет.

– А что же тогда?

– Выяснилось, что он написал роман.

– Папа… роман? Ерунда какая-то!

– И тем не менее это правда. Я его прочитала.

– Да он никогда ничего не писал. Даже на поздравительных открытках я всегда видела только твой почерк. И на всех других тоже. И ты хочешь меня уверить, что он написал целый роман?!

– Говорю тебе: это правда.

– Ну, все ясно, знаю я этот метод. Ты считаешь, что я в глубокой депрессии, и говоришь незнамо что, лишь бы встряхнуть меня как следует. Я читала об этом в одной статье; «мифотерапия», вот как это называется.

– …

– Я только не пойму, чем тебе-то мешает, что я все вижу в черном цвете? Запомни наконец, что это моя жизнь, и только моя. Ты вот у нас всегда такая веселая, все тебя обожают за твой распрекрасный характер. Ну и слава богу, а я на тебя не похожа, уж извини! Да, я слабая, пугливая, мрачная личность.

Вместо ответа Мадлен поднялась, взяла рукопись и протянула ее дочери.

– Ну, ты закончила свое представление? Вот он, этот роман.

– И… что же это? Поваренная книга?

– Нет, именно роман. История любви.

– История… любви?

– Да. И теперь ее хотят издать.

– Что-о-о?

– Издать. Подробности я тебе расскажу попозже.

– …

– А сейчас я хочу, чтобы ты поднялась на чердак. Ты уже мельком заглядывала туда, но ничего не искала, а теперь, если покопаешься как следует, может, там и найдется еще что-нибудь эдакое….

Жозефина не ответила, она как завороженная глядела на первую страницу рукописи. Сверху было написано имя ее отца – Анри Пик. А посредине – название:

Последние часы любовного романа

6

Жозефина долго сидела в немом изумлении, разрываясь между неверием и испугом. Мадлен поняла, что поиски на чердаке начнутся не скоро, – дочь уже погрузилась в чтение первых страниц романа. И это притом, что она вообще читала книги очень редко, а точнее, никогда. Она предпочитала женские глянцевые журналы или желтую прессу. Последним серьезным произведением, которое она удостоила своим вниманием, была книга Валери Триервейлер «Благодарю за этот миг»[18]. Вот этот сюжет был ей очень близок! Она жадно читала исповедь несчастной отвергнутой женщины о том, как та боролась с несправедливой судьбой. Ах, если бы она, Жозефина, могла написать такую же книгу о Марке!.. Жаль, что это ничтожество никого не интересует. Конечно, она считала, что бывшая подруга президента Франсуа Олланда зашла слишком далеко, но эта женщина не заботилась о том, что́ о ней подумают. Рассказ о своих страданиях, как бы он ни походил на месть, стал для нее важнее собственного имиджа. Она была камикадзе любви и предпочла спалить все дотла, вместе со своим прошлым. Только такое острое горе может сподвигнуть женщину на эту предельную откровенность, и Жозефина всем сердцем сочувствовала ей. Она и сама временами переходила эту опасную границу в беседах со своими подругами, надоедая им непрестанными жалобами и интимными излияниями. Такие бурные чувства невольно ведут к искажению действительности, и ненавидимый мужчина становится черным злодеем, монстром, чья жестокость соразмерна лишь с отчаянием покинутой женщины; он существует для нее лишь таким, каким она его описала или представила себе.