Тайна аптекаря и его кота

— А знаешь, как я окончательно убедился, что тебя прислали из Надзора? — усмехнулся он. — Гоххарса помогла. Вернее, сама эта неожиданная история с графом Баалару и его братом Алишем. Я ведь не случайно так подробно расписывал юному графу, какое трудное дело, что сам, скорее всего, не справлюсь. Понимал, что ты слушаешь и что отправишь своим донесение. Так вот, только Праведный Надзор мог выступить против магов Гоххарсы. Тайный Пригляд не стал бы этого делать, потому что многие начальствующие благоволят обществу. Вкусна вечная молодость, правда? Ночные просто побоялись бы. Нориланга не стала бы связываться, потому что в разгроме гнезда Гоххарсы нет ей никакого проку. Тем более, незачем это Тхаарину, ведь члены Гоххарсы туда входят и исправно платят положенное. И только Праведный Надзор кровно заинтересован в истреблении этих упырей. Кстати, благодарю за помощь. Сам бы я против их магов не выстоял, даже по горло силой накачавшись.

— А зачем вы вообще туда полезли? — задал я давно мучивший меня вопрос. — Ну, то есть, не только туда, но вообще. Зачем помогали вдове, зачем помогали Баалару, зачем исцелили сына зеленщицы? Ну и многим другим, как я понимаю, помогли тайным искусством. Зачем? Вы ж денег с них не брали…

— Видишь ли, Гилар, — ответил господин тихо, — когда я заключил договор с демоном, то прекрасно понимал, что обрёк свою душу преисподней. Но мне хотелось всё-таки не слишком её замазать в жизни земной. Нет, не думай, что я творил чародейством добрые дела и надеялся, будто за них мне будет от Изначального снисхождение. Какое уж тут снисхождение, коли я остаюсь в договоре с демоном? Да, мне в любом случае гореть в чёрном пламени преисподней, буду ли я помогать людям, не буду ли. Но всё-таки пусть чёрное пламя жжёт не чёрную душу. Поэтому, заключив договор ещё с тем, первым демоном, я дал вдобавок и обет: всякому, кто попросит у меня чародейской помощи ради доброго дела, оказать её, и безвозмездно. Я не Творцу Изначальному дал этот обет, а самому себе. Мне — понимаешь, мне! — не всё равно, каким я останусь. Пускай от этих добрых дел мне ни в этой, ни в будущей жизни не будет никакой пользы — но я всё равно не откажу нуждающемуся. Всё это может показаться тебе увёрткой, оправданием, но я говорю правду, младший надзорный брат!

Я ничего ему не ответил. Да и что мог ответить, тут опытный душепопечитель должен разбираться, а мне куда, безусому? Вот как придём в укрывище, думал я, может, попросить наистарейшего брата Ахимасу поразмыслить, как в таком случае быть? Душа-то, с одной стороны, обречена, а с другой, пока что живая она. Вроде и в когтях демонских, а вроде и не разодрана ими в клочья. Можно ли тут надеяться на милость Творца? Поможет ли заступничество пребывающих на третьем небе праведников?

— А помните, — спросил я про другое, — тогда мы с Баалару домой вернулись, вы в кабинете изумруд свой оставили. Случайно так вышло, или с целью?

— С целью, Гилар, — в голосе его уже не было ни страсти, ни язвительности, а была лишь усталость. — Ещё одна проверка. Хотел посмотреть, тронешь ли ты камень. Изумруд ведь сохраняет память о прикосновениях. Любой обычный мальчишка-лакей на твоём месте обязательно бы не утерпел, потрогал. Да и неопытный нюхач тоже. Но ты удержался.

— А наукам зачем учили? И воинским умениям? — мне и впрямь было занятно это выяснить.

— Потому что ты мне стал интересен, Гилар, — спокойно тветил господин. — Не как нюхач, а как живой человек.

И вот тут-то оно и случилось! Едва договорил он, как охнул и повалился наземь. Я тут же повернулся к нему.

Нет, братья, не болт арбалетный, не голодный по весне медведь! Всего лишь еловый корень, некстати подвернувшийся ему под ногу. Однако и того хватило, чтобы господин Алаглани растянулся поперёк тропинки и чуть не выл от боли.

— Как глупо! — это первое, что прошептал он, когда вообще смог говорить. — Помоги сесть.

Я прислонил его спиной к стволу той самой вредной ёлки, чей корень присёк нашу интересную беседу.

— Осторожно сними мне правый башмак и закатай штанину, — велел он. Зрачки у него расширились, видно, сильно болело.

На первый взгляд, нога была как нога. Ну, то есть непохоже, что переломана.

— Это или вывих, или растяжение связок, — сообщил господин, поймав мой вгляд. — Если вывих, ты, надеюсь, умеешь вправлять? Если нет, объясню на словах.

Он подтянул ногу и принялся ощупывать её своими длинными и тонкими пальцами. Иногда кривился от боли, иногда удовлетворённо хмыкал.

— Растяжение, — подытожил он наконец. — Сейчас убедимся. Помоги-ка мне встать, да будь настороже. Если всё же вывих, то ступить я не смогу, свалюсь от боли. Тогда ты меня подхватишь.

Всё-таки это оказалось растяжение. Худо-бедно, а сумел он сделать несколько шагов, опираясь на моё плечо. А я в мыслях клял себя за преждевременную радость. Исполнил, называется, работу! И как теперь его до укрывища вести? Ладно хоть не перелом!

Понятное дело, срубил я молодую ёлочку, сделал из неё палочку. Несмотря на возражения господина, отобрал у него заплечный мешок, взвалил поверх своего.