Тайна архивариуса сыскной полиции

Остановившись у будки дежурного, Чернышов приказал мне ждать, а сам заглянул внутрь. Я подняла голову, глядя на чернильное ночное небо, и чуть приподняла вуаль.

Крылом опираясь на золоченый шпиль собора, строгий ангел небесный всё так же смотрел на вверенный ему город. Жизни, смерти, людские страсти. Всё уйдет, а он так и останется здесь. Навеки к кресту прикованный.

– Здравствуй, – одними губами сказала я.

Поднялся ветер, я придержала полы чужого плаща. Чужая шляпка, чужой документ. Сверкнул бриллиант, опомнившись, я перевернула кольцо камнем вниз. Там, на ладони моей, белый шрам. Забавно, а ведь даже метка эта и та, не моя. Теперь я вспомнила, откуда он взялся.

Чужое кольцо, чужой жених. Чужая беременность и … чужая жизнь.

Я – копия. Всего-то копия … Оли.

– За мной, – Петя взял меня под локоть.

Мы прошли под арку, во внутренний двор, к маленькой часовенке для арестантов.

Я сжала ладонь. А ведь в то, последнее лето, сестра всякий раз находила новый предлог, чтобы пропустить воскресные походы в церковь. Она будто боялась смотреть на лик господа бога, мучаясь осознанием собственного греха.

Совсем как я сейчас…

Солнце уходило за горизонт, дневной зной сменяла прохлада. Родители отбыли на ужин к соседям. Оля качалась в кресле-качалке на нашей веранде, я сидела на ступенях крыльца, взахлеб читая прихваченную ею из Петербурга книгу.

Сестра осталась дома, она и службу пропустила – ей нездоровилось с самого утра. Я наотрез отказалась ехать без неё. Только говорить со мной у неё не было сил, и она откупилась от меня запрещенным для приличной юной девицы романом.

Шуршали страницы, скрипело кресло, пели в душистой траве сверчки.

– Иди в дом, – вдруг приказала мне Оля, и я моргнула, не понимая.

Что случилось? В чем я провинилась?

– В дом, – зло повторила сестра, голос её дрожал. – Немедленно! – прикрикнула на меня она.

Я поднялась на ноги, обиженно глядя в её лицо. Кусая губы, Ольга смотрела сквозь меня, и я обернулась. Сжимая в руках серебряный крест, отец Павел шел к нашему дому. Темная ряса его касалась земли, заметив нас на крыльце, он остановился.

– Батюшка пришел! – с радостной улыбкой повернулась я к Ольге.

– Да, я вижу, – едва слышно сказала она. – Уйди, Маша. Сейчас же!

Поджав губы, я сунула книгу под мышку, но спорить не стала. Поднялась к входной двери и, прежде чем войти в дом, услышала:

– Здравствуй, Оленька.

Петя постучал в дверь. Нам открыли, охранник пожал Чернышову ладонь. Какой-то хмурый мужчина провел нас через длинный коридор.

Лестница вверх. Выкрашенные желтой краской стены, и звенящая тишина, в которой шаги наши гулким эхом отдавали в ушах.

Остановившись перед одной из камер, мужчина достал из кармана ключ и отпер дверь.

– Иди, – сказал мне Петя. – Пятнадцать минут.

И я вошла.

В узком длинном помещении пахло чем-то кислым, подвешенная под потолком лампа почти не давала света, но обстановка и не интересовала меня. Алексей сидел на койке и, увидев меня, рывком поднялся на ноги. Скрипнули пружины, захлопнулась дверь за моей спиной, и я вздрогнула.

Сложив руки на груди, Милевский окинул меня внимательным взглядом:

– Какой прелестный маскарад.

Он знал, что я приду. Он ждал.

Голова закружилась, пол ушел из-под ног – от резкого облегчения меня качнуло, шляпка свалилась на пол. Алексей бросился ко мне и, подхватив, прижал к себе.

– И как теперь тебя ругать? – ласково пожурил меня он.

– Прояви фантазию, – буркнула я, утыкаясь в его плечо.

– Да какая уж тут фантазия, я целую речь заготовил… – накрутив короткий локон на палец, Милевский тяжело вздохнул. – Что стряслось? Почему ты не уехала?  

– Тебя забрали. В тюрьму!

– Подумаешь, – носом зарывшись в мои волосы, ответил он. – Мы с его императорским величеством немного повздорили. Это воспитательный момент.