— Ты? Мне? Интересно, что это ты мне готов простить?
— Ну, то, что ты меня тогда не дождалась… уехала одна…
— Что? — Я подбоченилась. — Это что же, выходит, я тебя бросила на вокзале?
— Ну, может, я тоже был не прав… но вот твоя собака меня покусала… — Он высоко поднял перевязанную руку и демонстративно поморщился от боли.
— И правильно сделала! — отчеканила я. — Ты снова пытался меня сдать тем людям, и Оська тебе помешал! Оська — мой единственный настоящий друг!
Михаил открыл рот, как выброшенная на берег рыба, и пытался еще что-то сказать, но безуспешно.
— Закрой рот, муха залетит! И уматывай куда хочешь — хоть к черту, хоть к дьяволу, хоть к своей мамочке! И чтобы я тебя больше никогда не видела!
Он закрыл рот и поднялся.
На лице у него было выражение детской обиды. Как будто у него отняли любимую игрушку.
— Постойте, гражданин Перышкин, — остановил его капитан. — Я вам еще пропуск подпишу…
Наконец Михаил вышел.
Кокушкин проводил его взглядом, в котором было видно неприкрытое презрение.
Как только дверь за ним закрылась, я смущенно проговорила:
— Извините…
— За что?
— За то, что вам пришлось стать свидетелем такой неприятной сцены. Вот не хотела с ним ругаться при посторонних, а получилось…
— О, вы не представляете, чего я только не навидался в этом кабинете! Сегодняшняя сцена — это так, цветочки. К тому же я вроде как не совсем посторонний…
— Все равно извините.
— Да не вопрос. Я вас охотно извиню, если вы мне ответите на несколько вопросов…
Я посмотрела на него выжидательно:
— И чего… или кого эти вопросы касаются? Моего мужа?
— Нет, с вашим мужем как раз все понятно. Он весь на виду. И это дело насчет украденных денег… оно не в моей компетенции. А вот хозяин дома, где вы снимаете комнату… он человек загадочный. Что вы о нем знаете?
— Да мало что… — заюлила я. — Да мы почти не общались. Он вечно где-то пропадает… куда-то уходит…
— Хочу вам показать одну фотографию. — Кокушкин достал из ящика стола большой выцветший снимок и положил передо мной. — Этот мальчик… он вам никого не напоминает?
Я взглянула на фото.
Мальчика на нем я сразу узнала — ведь я только что видела в тайной комнате Василия фотографию его в детстве.
Поэтому я, не задумываясь, ответила:
— Это он, Василий…
— Надо же, сразу узнали! — огорчился капитан. — Ничем вас не удивишь! Это действительно он, ваш хозяин… тогда он был Лопатиным, а потом его усыновили дальние родственники и дали свою фамилию — Кулагин…
Тут он заметил, что я все еще смотрю на фотографию. И выражение моего лица его удивило.
— На что вы там смотрите? — спросил он наконец. — У вас такое лицо, как будто вы привидение увидели!
— Вот этот человек, — проговорила я, справившись наконец с голосом. — Откуда он здесь?
— О ком это вы? — Кокушкин проследил за моим взглядом. — А, этот… это один из волонтеров, которые искали пропавших Кулагиных… а что? Вы его узнали?
Еще бы я не узнала этот холодный, бесчувственный и безжалостный рыбий взгляд.
На заднем плане фотографии стоял не кто иной, как господин Аргольд собственной персоной.
Конечно, он был здесь совсем молодым человеком — ведь с тех пор прошло почти тридцать лет, — но это лицо, этот взгляд я всегда узнаю… это лицо снилось мне в страшных снах…
— Это господин Аргольд, начальник службы безопасности фирмы «Стройтраст».
— Вот оно что! — Теперь и у Кокушкина глаза загорелись. — А я-то думаю — почему мне это лицо показалось знакомым… Слушаю его, а сам все думаю, где я мог его видеть… ну надо же…
— Но это значит, что он был у нас в Зареченске двадцать восемь лет назад, в то самое время, когда там произошло…
— Я понимаю, о чем вы подумали. Но, вообще говоря, это ничего не значит. И, во всяком случае, совершенно ничего не доказывает.
Начать с того, что в Зареченске двадцать восемь лет назад по официальной версии не произошло ничего особенного. По крайней мере, ничего криминального. Супруги Лопатины пропали без вести, скорее всего, утонули в реке или в болоте.
Так что в этой истории, выражаясь юридическим языком, нет события преступления…
— Но их сын…
— А его показания никто всерьез не рассматривал. Мало ли что померещилось ребенку. У страха, как известно, глаза велики. Особенно у детского страха.
— Да, но его рассказ в точности совпадает с картиной убийств, случившихся через четырнадцать лет в Нижнезаводске. И еще через четырнадцать — в этом поселке…
— Что значит — совпадает? Он про какого-то монстра говорил, про оборотня… то есть… постойте! Вы, стало быть, разговаривали с ним об этом сейчас?
— Ну-у… — Снова я поняла, что проболталась.
— Лизавета Сергеевна! — Капитан на глазах помрачнел. — Нехорошо скрывать что-то от следствия.
— Я ничего не скрываю! — рассердилась я. — И понятия не имею, где он сейчас! А и знала бы, так не сказала! Это чтобы вы человека, и так судьбой обиженного, задержали и во всем обвинили! Это же начальство ваше как подарок свыше примет!
— Тише! — Капитан опасливо оглянулся.
— Что, неправда это?
— Правда… — Он вздохнул тяжело, потом поднял на меня глаза. — Вот скажите мне, Лизавета, отчего я с вами все правила нарушаю, все инструкции?