Тайна Белого камня (ранняя редакция)

— Компот сварим. Сегодня у нас не обед, а пир будет.

По землянке разошелся вкусный запах жаркого. Кузька принюхивался, покручивая хвостом, подпрыгивал и визжал.

И вот утка подана. Ребята с треском разламывали жирную птицу, ели, прищелкивая языками. Такой утки, несоленой, пахнущей дымом, им не доводилось еще есть. Кузька хрустел костями, от удовольствия зажмурив глаза.

Только покончили с уткой — подоспел компот. Да, Вася оказался прав, говоря, что это не обед, а пир.

Компот, хотя и без сахара, оказался лучше всех компотов и киселей в мире.

Одежда высохла. Поэтому ребята, не найдя больше никакого дела, разостлали ее на полу и улеглись отдыхать, пока не пройдет дождь. Но полежать долго не пришлось. Лева, который прилег у стены, вдруг встал.

— Ребята, здесь что-то написано!

Действительно, на одном из бревен были вырезаны ножом слова и цифры. Ребята с трудом разобрали их: «Жаков. Борков. Авг. 1919 г.».

— Вот и узнали, кто жил в этой землянке: Жаков и Борков! — взволнованно произнес Вася.

— Смотри-ка — Борков! Как моя фамилия, — удивленно промолвил Миша.

Мальчики на минуту умолкли, задумались. С тех пор, как они обнаружили карту и отправились в поход, время хоть и скупо, но нет-нет да и приоткрывало пожелтевшие страницы прошлого. Пылкое воображение ребят, получив даже самую малую пищу, дорисовывало образы партизан, их жизнь и борьбу.

Эти мелочи, сохраненные временем, волновали ребят, заставляли учащенно биться сердца, благоговейно относиться ко всему, что напоминало о партизанах.

Надпись на стене побудила ребят внимательнее обследовать землянку. Они осмотрели стены, ту часть помещения, где когда-то находились нары. Оттащили полуистлевшие доски. Под ними нашли несколько свинцовых тупых пуль, сделанных, очевидно, самими партизанами, ржавый зазубренный штык и небольшую металлическую коробку не то из-под папирос, не то из-под конфет. Эта коробка особенно привлекла внимание ребят. Лева, при общем молчании, ковырнул несколько раз кончиком перочинного ножа крышку, и она, ржавая, не открылась, а прорвалась.

В коробке лежали полинявшие царские десятирублевки и какие-то бумаги. Деньги Лева тут же отложил в сторону как предметы, не представляющие никакого интереса для исследования, а бумаги принялся осторожно развертывать. После того, как была найдена партизанская карта, Лева проникся глубоким уважением к бумагам, и в каждой из них искал тайный смысл.

Но тот лист бумаги, который он развернул, разгадывать было нечего — он оказался письмом. Медленно, еле разбирая полустершиеся слова, Лева прочел:

«Дорогая моя жена Таня! Как давно мы не виделись. Ох, и соскучился по тебе и по нашему маленькому Павлуше. Как его здоровье? Небось, уже говорит «папа» и «мама»?

Дорогая Таня, обо мне не беспокойся, я жив и здоров. Мы бьем беляков по всем дорогам и скоро окончательно разделаемся с ними. Недалек день, когда наш Алтай будет снова советским.

Танюша, ты еще не забыла Костю? Мы с ним однажды навещали тебя. Так вот, он сидит рядом со мной и передает тебе горячий привет…»

На этом письмо обрывалось. Дальше, на оставшемся чистом месте, следовали две торопливых, неровных строки:

«Жаль не успел дописать. Слышу сигнал в поход. Приду назад — закончу…»

Лева поднял глаза от письма.

— Так и не закончил… Погиб, наверное…

Вася задумчиво глядел на тлеющие в печурке угли. Недописанное письмо партизана тронуло его до глубины души.

Воображение неторопливо рисовало картину.

Вечер. В землянке слабо светит коптилка. Всюду разместились партизаны: один чистит оружие, другой чинит сапог, а этот… А этот полулежит на нарах и пишет письмо жене. Он сильный, высокий, похожий на Александра Пархоменко. Такие никогда не отступают. Он давно не видел Таню и сына Павлушу. И теперь хочет им многое рассказать. Но вдруг по лагерю раздается сигнал. Все вскакивают, лязгает оружие, люди выбегают из землянок. И отряд уходит в ночь, в тайгу. А неоконченное письмо остается лежать в коробочке десятки лет…

Вася хочет продлить в воображении поход отряда, но слышит изумленные возгласы друзей и, глубоко вздохнув, оборачивается. Лева и Миша впились глазами в небольшую пожелтевшую фотографию, выпавшую из другой бумаги.

— Папка! — воскликнул ошеломленный Миша. — Как он сюда попал!

С пожелтевшей фотографии, чуть-чуть улыбаясь, смотрел веселый, в папахе с лентой, дядя Павел. Лева пожал плечами:

— Ничего не понимаю…

— Какой же это дядя Павел! — произнес Вася, взглянув на бумагу, из которой выпала фотография. — Слушайте, что тут написано: