Тащить вверх по песчаному берегу безвольно обвисающее тело было тяжело. Зина вспомнила виденную когда-то фронтовую картину, где солдат вытаскивает из боя раненого товарища. Она присела на колени возле незнакомца, примерилась, потом заложила его руку себе на плечо и взвалила человека на спину.
Он весил, вероятно, не менее семидесяти кило. Для обычной девушки это был бы непосильный груз. Однако десять месяцев жизни в провале, где каждый день был заполнен физической работой — и часто очень тяжелой, — не прошли напрасно.
Зина донесла незнакомца до своей постели.
За все это время он ни разу не пошевелился, не застонал. Лицо продолжало оставаться мертвенно бледным. Однако Зина по-прежнему отгоняла от себя пугающую мысль, что все ее старания напрасны, и единственное, что она сможет сделать для него, это — похоронить.
Ей никогда не приходилось приводить в чувство потерявших сознание. Представления ее были туманны, когда-то читанные — по программе санминимума — медицинские брошюры не остались в памяти. А более запомнившиеся картины из художественной литературы мало годились на практике.
Она вначале попыталась найти у пострадавшего пульс.
Рука человека была тяжелой и безвольной. Зина напрасно старалась уловить под пальцами биение. Тогда она расстегнула куртку и засунула ладонь под рубашку. Тело показалось чуть теплым, но ощущение могло быть и ошибочным.
Его веки по-прежнему плотно прикрывали глаза. И только это и вселяло в Зину уверенность, что в холодном, безжизненном теле упрямо тлеет крохотная искорка жизни. Нужно помочь ей разгореться, пока она не погасла совсем.
Но как это сделать?
Прежде всего надо его согреть. Снять мокрую одежду.
Зина начала с сапог. Нелегкое это дело: снять с человека, который тебе не помогает ни одним движением, мокрые скользкие сапоги!
Затем без колебаний и без лишнего смущения она стянула с него куртку, брюки и белье. На левой ноге, на бедре, на левом плече багровели ссадины и синяки.
Зина отвела мешающие волосы и приложила ухо к груди незнакомца.
Она затаила дыхание, но не услышала ничего, похожего на стук сердца. Растерянно подняла голову и тут сообразила, что слушала с правой стороны груди. Передвинула ухо и вдруг уловила тихо, как далекий шепот, — тук!., тук! Потом пауза — и снова — тук!., тук!
Это билось сердце… Слабо, еле слышно, но билось. Зина слушала и улыбалась. Она была права в своем упрямстве — незнакомец оказался жив.
Она закутала его в одеяла и укрыла зимней меховой шубой.
Быстро разожгла камин, принесла со «спортплощадки» две круглые гальки, заменяющие ей гири, и уложила в огонь. Потом выбрала на берегу озера несколько подходящих кусков кварцита и тоже бросила их в камин.
В ожидании, когда камни согреются, Зина подтащила чурбачок и уселась возле лежанки.
Незнакомец выглядел молодым. Нос и подбородок были твердо и хорошо очерчены, и вообще, как выразился бы романист, его лицо не было лишено приятности. В резких морщинах возле губ притаилась угрюмость.
Кто он? Вероятно, геолог. Кто еще может забрести в эти глухие места? Но как он попал сюда? Его не мог принести подземный поток, иначе она нашла бы его где-то возле водопада. Что, если вчерашняя буря сорвала его сверху, с обрыва? Но как он не разбился о воду, упав с такой высоты?
И вдруг ей пришло в голову, что пока она возилась с камнями, незнакомец умер, и лицо, которое она так внимательно разглядывает, — уже мертвая маска. Она взволновалась, откинув одеяло, опять приникла ухом к его груди. И чужое сердце ответило ей успокаивающе:
Тук-тук!.. Тук-гук!
Наконец, гальки в камине нагрелись. Зина выкатила их на пол, завернула в заячьи шкурки и положила к подошвам незнакомца.
Теперь все, что знала и могла сделать, она сделала. Ей оставалось только сидеть и ждать.
И она сидела, вглядываясь в бледное, неживое лицо, ожидая, что вот-вот вздрогнут ресницы, человек откроет глаза, увидит ее и произнесет какие-то слова. И она услышит человеческий голос. Зина сидела, боясь отойти, ей казалось, что одно ее присутствие помогает биться этому слабому, еле бьющемуся сердцу.
Шла минута за минутой.
Лицо незнакомца продолжало оставаться каменно-неподвижным. Не шевельнулся ни один мускул, глаза по-прежнему были закрыты.
Зина решила заменить остывшие камни, и только повернулась к камину, как за ее спиной послышался непонятный звук. Слабый и ни на что не похожий.
В недоумении она оглянулась на открытую дверь, и вдруг до ее сознания дошло, что это человеческий голос.
Зина кинулась к незнакомцу.
Он не открывал глаз, только губы его шевелились. Зина ясно услышала слово, самое первое слово, которое произносит в своей жизни человек. Незнакомец сказал:
— Мама!
Он, конечно, просил помощи, — зачем еще зовут мать в трудную минуту.
Зина была готова ее заменить.
— Да, да… — склонилась она к нему. — Что вам нужно… скажите.
Как бы повинуясь ее настойчивому взгляду, бледные веки тяжело поднялись, показались черные расширенные зрачки, смотревшие мимо ее плеча. Вот они передвинулись, встретились с ее глазами. Губы опять шевельнулись и произнесли на этот раз что-то непонятное.