Тайна Белой Розы (ЛП)

— Если ты голодна, мы могли бы поговорить за ужином, — попытался я улыбнуться. Я не мог думать о еде с самого утра, когда мы приехали на место преступления, но сейчас у меня начала болеть голова, и я понял, что ужин оттягивать больше некуда.

— Как насчет «Ма Пикетт»? — Она взяла меня под руку, и мы пошли на запад, в сторону Бродвея.

Популярный ресторан, который она только что назвала, был одним из моих любимых, но сегодня там будет слишком шумно.

Он располагался в Сан-Хуан-Хилл, районе к югу от Шестьдесят седьмой улицы, который образовывал самый большой африканский район в Манхэттене, где большинство ресторанов в дополнение к еде предлагали развлечения.

В «Ма Пикетт» тоже была небольшая танцплощадка, и когда оркестр играл регтайм, популярный в ресторанах Сан-Хуан-Хилл, шум толпы был просто оглушительным.

Поэтому я ответил:

— Нужно тихое место, чтобы мы могли поговорить. Как насчет…

— Только не Ши Линг, — перебила она, поморщившись.

Я знал, что ей не нравится китайский ресторан на углу Пятьдесят девятой улицы и Коламбус-Авеню, куда не пускают африканцев. Конечно, для города в целом это была обычная практика, но для района Сан-Хуан-Хилл выбор был одним из худших.

— Конечно, нет. Я думал про «Бомонд».

«Бомонд» был маленьким кафе на углу Шестьдесят шестой улицы, где подавали блюда карибской кухни. Его небольшая площадь — всего восемь столиков — означал, что здесь будет относительно немноголюдно, а живая музыка предоставит нам необходимую приватность.

Хотя на самом деле меня больше беспокоило иное. В Сан-Хуан-Хилл, где африканские и ирландские жители с трудом уживались вместе, а простые рабочие часто устраивали драки с членами банд и наркоторговцами, мне нужен был ресторан без напряжённых столкновений, обычно встречающихся в более шумных заведениях.

Изабелла с улыбкой согласилась, и мы прошли несколько коротких кварталов, болтая о пустяках, пока, в конце концов, не устроились за столиком у окна.

Мы заказали треску с запечёнными овощами и бобами, слушая, как пианист наигрывает ритм «The Black Cat Rag».

— Ты хотел поговорить, — произнесла Изабелла, когда мы, наконец, устроились.

— Я не знаю, что делать с Алистером, — прямо признался я.

Затем я начал рассказывать ей о событиях этого дня. С каждым новым фактом глаза Изабеллы раскрывались все шире и шире, пока она пыталась переварить шокирующую новость об убийстве судьи Портера и моем последующем разговоре с Алистером. В завершение я сказал:

— Я убежден, что он чего-то недоговаривает: то ли потому, что не понимает всей сути происходящего, то ли просто потому, что не видит в этом никакого отношения к расследованию. Если бы он только заговорил…

— Знаешь, — мягко произнесла Изабелла, — обычно он, когда анализирует преступление, напоминает тебя: смотрит на происходящее издалека с научной объективностью. Но на этот раз жертвами стали не чужие люди, а его друзья, и смерть судьи Джексона глубоко его потрясла.

— Хотя он утверждал, что больше не имеет тесных связей ни с тем, ни с другим, — сказал я, размышляя вслух.

Нам принесли заказ, и я нехотя поковырял вилкой. Сегодня у меня не было аппетита, хотя горячий ямайский кофе был очень даже неплох. Всего одна чашка улучшила настроение и облегчила головную боль, с которой я боролся весь день.

— Тут скрывается нечто большее, чем личное горе, — убеждённо ответил я. — Он что-то скрывает; я просто точно не знаю, что именно.

Она на мгновение задумалась.

— Тогда у тебя нет другого выбора, кроме как действовать без него. Ради самого Алистера и ради успеха твоего собственного расследования. Что подсказывает тебе интуиция?

— Вполне возможно, что мы имеем дело не с одним преступником, — сказал я, имея в виду, что различные орудия убийства, вероятно, указывают на нескольких убийц. — Но присутствие Библии и белой розы говорит мне, что существует некая связь — сходство в послании и мотиве, — которая нивелирует эти различия.

Изабелла задумчиво на меня посмотрела.

— Мы обсуждали, что судья Джексон, вероятно, был убит за нарушение какой-то клятвы, о чем свидетельствует положенная на Библию рука. Судья Портер тоже относился к судебной власти, но его убийца оставил тело в ином положении. Расскажи еще раз, как он выглядел?

Перед моим мысленным взором всё ещё стояла эта картина. И когда я начал описывать, как лежал голый судья Портер, мне в голову пришел ответ — слишком простой, чтобы в него можно было поверить.

— Судья Портер был убит, потому что у него были связаны руки. Буквально. С точки зрения убийцы, преступление судьи заключалось в бездействии.

Я наблюдал за реакцией Изабеллы, сознавая, что мне очень хочется проверить свою теорию именно с Алистером, чьи знания о поведении на месте преступления не имели себе равных.

— Знаешь, Саймон, я думаю, ты прав, — ответила Изабелла, тщательно обдумав мои слова. — На месте преступления была музыка?

Этот же вопрос задал мне недавно Алистер.

Я уверил её, что ничего подобного не было — по крайней мере, мы с Малвани не заметили.