Тайна Белой Розы

Глаза Дрейсона следили за каждым моим движением, и в них я видел стальную решимость и холодный расчет.

— Ты сказал, что ты — детектив? Зачем ты здесь?

— У меня есть к тебе несколько вопросов по поводу убийства судьи Джексона.

— А он тоже детектив? — кивнул Дрейсон на Алистера.

— Он — профессор криминологии, и он помогает мне в этом деле, — ответил я.

Губы Дрейсона скривились в издевательской усмешке.

— Вот это да! Меня впервые допрашивает профессор. — Он побарабанил пальцами по колену. — А криминология интересуется моим делом — или лично мной? — обратился он к Алистеру.

— Меня интересует, что привлекает вас в вашем деле, — сказал Алистер, решив не обижаться. Он явно хотел заручиться поддержкой Дрейсона — как для сегодняшних целей, так и для будущих. Я знал, что вопрос «почему?» укоренился в Алистере и превращается в настоящую одержимость, если ответ ускользает.

— Если вы воспользуетесь своим влиянием для просвещения масс, — сказал Дрейсон с хитрой ухмылкой, — я отвечу на любой ваш вопрос.

— О да, — просиял Алистер. — Просвещение всегда являлось ответом практически на любой вопрос, не так ли? Я часто…

Мне пришлось его прервать. От зловонного воздуха у меня кружилась голова, и сейчас я не мог вытерпеть рассуждения Алистера.

— Во-первых, — обратился я к Дрейсону. — Мы так понимаем, ты русский?

— Да, — ответил он, — я приехал из Гданьска. Моя семья перебралась сюда, чтобы спастись от погромов — и в Америке мы попали в ад, который мог бы соперничать с тем, который, как нам казалось, мы оставили позади.

Я с трудом сглотнул и прикусил язык. Я читал об ужасах погромов, и с какой бы несправедливостью Дрейсон ни столкнулся здесь, это было ничто по сравнению с насилием, совершенным казаками. В этом я был совершенно уверен.

— По достижении совершеннолетия ты присоединился к анархистскому движению. Я полагаю, что теперь вы — вместе с мисс Голдман[5] — возглавляете их Нью-Йоркскую организацию.

Дрейсон сплюнул на пол.

— Никаких «вместе с Эммой Голдман». Лидер — я, и был им с тех пор, как слабак Беркман угодил в тюрьму. Ничьи полномочия не могут быть выше моих. Ни Багинского[6], ни Эббота[7], ни самой Голдман.

— Какова ваша цель как их лидера? — спросил Алистер.

Я знал, что делает Алистер: прежде чем спросить Дрейсона конкретно о судье, он устанавливал взаимопонимание и поддерживал разговор, чтобы мужчине было комфортнее с нами общаться.

Дрейсон посмотрел на нас, как на сумасшедших.

— Справедливость, конечно же. Мы работаем над тем, чтобы защитить трудящихся от эксплуатации со стороны капиталистического правительства. Видите ли, — сказал он, наклонившись так близко, что я отпрянул от его отвратительного запаха, — мы все приехали в эту страну за возможностями. Мы слышали, что Америка — это страна возможностей. Но мы приехали сюда — и не нашли никакой работы. Ничего такого, что обеспечило бы нам прожиточный минимум и позволило содержать наши семьи. Поэтому каждое наше действие направлено на то, чтобы привлечь внимание общественности к бедственному положению трудящихся.

Он ударил кулаком по спинке кресла и посмотрел на нас с яростью.

— Всё, чего я хочу, — это научить людей видеть несправедливость, к которой они слепы. Поэтому мы рассказываем им о переполненных квартирах, где мы живем в отвратительных условиях. Мы открываем наши двери и позволяем Якобу Риису[8] сделать фотографии. Мы показываем другим журналистам фабрики, где мы трудимся долгие часы за недостаточную плату — в то время как капиталистическая мразь зарабатывает состояние на нашем поте. Но все это не имеет никакого эффекта. Правительство, банки и фабрики продолжают эксплуатировать нас всех. Мы делаем вид, что в Соединенных Штатах есть демократия, но только голосом обладают лишь богачи.

— Но вы же подложили бомбу, — сказал Алистер. — Вы забрали невинные жизни. Это совсем не то же самое, что просить мир обратить внимание на несправедливость, от которой вы страдаете.

Дрейсон пожал плечами:

— Не совсем так. Никто нас не слушал, поэтому мы были вынуждены перейти к следующему этапу: ограниченному нападению на худших капиталистических преступников. Таких людей, как Карнеги и Вандербильты. На этот раз это принесло мало пользы, и теперь мы должны принять ещё более безжалостные попытки — действия, которые заставят мир обратить на нас внимание.

— Что ты имеешь в виду? — уточнил я осторожно.

— Мы направили многочисленные предупреждения правительству и промышленным предприятиям, но те их проигнорировали. Мы старались быть осторожными, чтобы не причинить вред простым гражданам. Но такие мягкие методы не работают.

Он наклонился вперёд и ухмыльнулся, и я еле сдержался, чтобы не отшатнуться.

— В нашей стране полно глупых людей, детектив. Они не учатся. Если мир не начнет действовать сейчас, мы будем вынуждены пойти по этому пути без возврата.

— Это значит, что вы убьёте еще больше невинных людей, — с горечью сказал я. — Сначала, ребенка. А теперь судью Джексона.

Дрейсон сжал кулаки.