Со смертью сына — уходит частица жизни. И эта боль — навсегда.
Здесь словно не нужны предисловия, потому что слова бессильны перед материнской силой любви. Но это чувство тоже бывает разным, и это не секрет. Кто-то из «курских» родителей потерял кормильца, кто-то — опору, а кто-то — счастье и жизнь. И неважно, кто ты — мать или отец офицера или «срочника», год назад покинувшего родной дом. Матери сыновьих дорог не выбирают…
Родители погибших ребят после трагедии почти все заболели — тяжко, с осложнениями. Они держались по разному, но слегли все, кто-то раньше, кто-то позже.
14 августа Светлана Коркина, мама погибшего моряка Алеши Коркина, полола грядки на даче. Только наклонилась, как чей-то голос отчетливо позвал ее: «Мама!» Виновато так, громко. Она вздрогнула — сердце забилось, застучало, стало холодно и тоскливо. Засобиралась домой и тут услышала по телевизору страшную весть. А когда ступила на теплоход — Коркины живут в Архангельской области — снова голос услышала: «Мама!»
Мир еще ничего не знал. Мир еще не содрогнулся от ужаса. И только ребята в девятом отсеке уже все понимали и все знали. Если были еще живы… Страшно, когда предает друг. Еще страшнее, когда предает страна. Рванулось материнское сердце навстречу, да только не пробить стену государственного равнодушия.
Эти светлые воспоминания помогают им выжить.
Максим Сафонов
— Ну быть тебе штурманом! — хлопнул сосед по плечу четырехлетнего пацана, когда тот чуть не потерялся.
Это случилось в Приморском крае, где отец Максима служил на одном из кораблей Тихоокеанского флота. Задержавшись в магазине, Людмила Анастасьевна не обнаружила сына на крыльце. Стояли густые сумерки, но она знала, что через полчаса наступит кромешная тьма — на востоке ночь приходит неожиданно. Она оббегала весь поселок, подняла на ноги всех знакомых — Максим исчез. В половине одиннадцатого возле дома увидела маленький силуэт. «Мам! Там мальчишки картошку пекли на костре, а мне не хватило», — сказал Максим.
Мама схватила его в охапку, прижала к себе и сказала: «Глупый ты, глупый мальчишка! Ты ведь мог потеряться!»
— Удивительное чувство охватило меня, — говорит Людмила Анастасьевна, — как-то сразу прошел ужас ожидания, первое, что я ощутила, прижимая к себе его целого и невредимого, это обида, что ему не хватило картошки…
Оказалось, что Максим, увидев вдали огонек, пошел к нему, только он не знал, что это так далеко — ведь огоньки светят всем одинаково. А когда захотел вернуться, родной поселок растворился во тьме. Моряки шутили, что ребенок нашел дорогу по звездам…
Через 20 лет капитан-лейтенант Максим Сафонов стал штурманом Северного флота.
Этот случай запомнился, хотя родители не совсем одобряли выбор сына, когда позднее он записался в клуб юных моряков. Он любил корабли, море, воду уже с самого раннего детства.
— Впервые Максим искупался в море, когда ему не было еще и года, — рассказывает Людмила Анастасьевна. — Играл на песке на берегу, мы не уследили, и он оказался в воде. Это было в Хабаровском крае, вода там ледяная, а он не испугался. И ему так понравилось, что еле вытащили из воды.
Настоящее теплое море Максим узнал в два года, когда семья отдыхала на Каспии. Малыш визжал от восторга, когда накатывала волна, он протестовал, когда расставался с морем. Уже маленьким он хорошо разбирался в типах кораблей, знал их названия и назначение. Когда учительница в первом классе дала задание написать знакомые буквы, Максим нарисовал большой корабль с флагами, пушками и моряками — буквы он знал все.
Учился он легко, успевал параллельно заниматься в музыкальной школе. Первой его помощницей в школьных делах была старшая сестра — она сама вызвалась смотреть за малышом, когда он пошел в первый класс, и встал вопрос о том, чтобы маме бросать работу, на которую она устроилась с таким трудом. Брат с сестрой остались друзьями и в более старшем возрасте, когда Оля уже училась в медицинском институте, а Максим еще в школе. Оля присылала ему толстые письма, они подолгу шептались о чем-то во время ее редких приездов. После последней «автономки» Максим подарил Оле золотой браслетик. Сестра мучилась из-за этого, переживала чувство вины, словно Макс, родные звали его именно так, прощался.
— Я мало видел сына в раннем детстве, — рассказывал Анатолий Ефимович. — Помню только, как ликовал, когда приходил домой со службы и видел этого забавного мальчугана. Он все время был чем-то занят, никогда не капризничал, ни к кому не приставал, ничего не требовал и ни на кого не обижался. Если я узнавал, что с ним поступили несправедливо и пытался вмешаться, он говорил: «Не надо, папа, я сам разберусь!» Он любил гулять вместе со мной, показывал места, где они играли с товарищами, рассказывал о своих приключениях.