Тайна Безымянной высоты. 10-я армия в Московской и Курской битвах. От Серебряных Прудов до Рославля.

Кобуру брать не стал. Вытащил из нее запасную обойму и пошел назад, к дороге. Трофей положил в полевую сумку.

В деревню въехали уже ночью.

Взвод разместили в трех дворах. Старшина Печников уже распорядился по поводу ужина.

Поярков обошел свой взвод, проверил посты. И уже направился к дому возле колодца, где ужинало первое отделение сержанта Гречкина и где решил ночевать и он, когда увидел посыльного. Тот подбежал и, запыхавшись, передал приказ срочно прибыть к ротному.

Делать нечего, надо идти. Но вначале он зашел в первое отделение. Сказал Гречкину, чтобы его к ужину не ждали, что означало – его пайку можно разделить на всех. Гречкин уже отлежался и чувствовал себя вполне здоровым. Только время от времени широко зевал и мотал головой.

Ротный остановился в просторном доме. Посреди горницы стоял накрытый стол. Хозяин с хозяйкой, услужливо поглядывая на своего внезапного постояльца, хлопотали возле печи.

Белая печь, покрытая сетью мелких трещин, была хорошо натоплена на ночь. Пахло мороженым салом и квашеной капустой. Пояркова даже замутило от этих запахов. И он невольно покосился на стол. Чего там только не было, среди этих чашек, мисок и глиняных горшочков.

– Ты понял? – указал на стол Чернокутов. – Как тут ждали Красную армию! Вот так, голуба моя…

В голосе ротного было что-то такое, что заставило насторожиться. То, что от него веяло сивухой, это ладно, дело обычное, вечернее. Чернокутов себе порой и перед боем позволял, пока до начальства не дошло. Дело было в другом. Только теперь Поярков обратил внимание на то, что лейтенанты Блинов, Шубников и политрук роты Цыбин сидели не за столом, а на лавке вдоль стены. Не его же, лейтенанта Пояркова, они ждали, не садясь за стол.

– Ну, товарищи офицеры, прошу садиться. Вы – тоже. И дочку свою позовите. Не ей от нас нос воротить… – И Чернокутов, подождав, когда сядет хозяин, пододвинул свою табуретку к краю стола.

Хозяйка вышла из другой половины, толкая перед собой дочь.

Поярков чуть стакан не уронил. Это была та самая женщина с дороги, Нюра, которую он распорядился увезти в деревню с телами погибших и расстрелянных полицейских.

Он опустил глаза и старался на нее не смотреть. «Знает ли ротный, – подумал он, – что я не нарушил его распоряжение и дал команду увезти с дороги тела полицейских в деревню? Видимо, знает. Потому и злится. А может, злится оттого, что спохватился – зря пострелял полицейских… Нет, Чернокутов страдать угрызениями совести по такому поводу не станет. Не его это мера. Расстрелял и расстрелял».

Самогонка оказалась лихо какая крепкая – неразведенный первач. Пояркову судорогой перехватило горло, он икнул и тут же зажал ладонью рот. Ротный сурово сдвинул брови:

– Воюешь хорошо, а водку пить не умеешь.

Вечерами, собирая взводных за своим столом, Чернокутов позволял себе называть своих подчиненных на «ты». Пояркова, да и остальных тоже это нисколько не коробило. Все они, молодые лейтенанты, недавно получившие свои офицерские кубари, считали, что с командиром роты им повезло.

– Учись пить, Поярков. Точно говорю тебе – учись. – Чернокутов погрозил ему кулаком, но ничего такого не сказал. И это означало, что свое отношение к его самоуправству по поводу убитых полицейских он выразил.

Хозяева почти не притрагивались к еде.

– А вы что же, земляки дорогие, нас угощаете, а сами… Или мышьяку в грибочки сыпанули?

Хозяин с хозяйкой тут же начали таскать вилками соленые грибы.

– Хорошо вы тут пожили. Да, хорошо… Думали, советская власть больше не вернется?! Именно так вы и думали! – И Чернокутов погрозил им пальцем.

– Нет-нет, что вы, товарищ полковник… – зашевелил деревянными губами хозяин.

Чернокутов хмыкнул:

– Полковник… – И ротный подмигнул своим лейтенантам. – К утру, глядишь, маршалом стану… Чернокутов хмелел быстро. Видимо, он хорошо принял еще до ужина. А теперь его начало развозить. Надо уходить, решил Поярков. Но как уйдешь, пока ротный стоит на ногах?

– Полицейскую управу учредили… Магистрат… – И он перевел взгляд на хозяйскую дочь. Он смотрел на нее так, как будто только что увидел. – Ну, Нюра, где твой комсомольский билет? Куда ты его от немцев прятала? Между ног?! Голуба моя…

Ни самогон, ни соленые грибочки в горло уже не лезли. Все ждали, когда Чернокутов уронит на стол свою буйную головушку.

Черта с два дождались. Он неожиданно встал и сказал:

– Подъем ровно в шесть. В шесть пятнадцать выступаем. До рассвета должны быть на месте. Советую не проспать. И – проверить на ночь посты.

Когда уходили, Поярков посмотрел на нее. Она в это время стояла у печи и грела ладони. Видимо, до сих пор не могла отогреться. Кем для нее был тот полицейский, закоченевшее тело которого, пробитое пулями его пулеметчиков, она обнимала на дороге возле руин церкви, он так и не узнал.

Глава 8 «Кировский коридор»

«Выходи! А то всех твоих постреляем!..»