Я родился и вырос в этих местах. Моя родная деревня Воронцово, которую летом 1943-го нанесут на полевые карты офицеры 10-й армии как пункт направления основного удара, лежит в сорока километрах от Кирова. Если идти по прямой, лесными непроезжими дорогами, то совсем недалеко. Впрочем, раньше дороги были проезжими. Из Воронцова и окрестных Полянки, Трусоки, Серговки, Мужикова, Липовки и других деревень ездили в Киров на базар. Через лес. Сейчас те дороги заросли.
По рассказам стариков знаю, какой для жителей деревень нашей местности была немецкая оккупация.
Народ не пылал особой любовью к колхозам. Хотя некоторые колхозы до войны были крепкими и людям в них жилось и работалось хорошо. Ели досыта, работали много, отдыхать тоже умели. Когда пришли немцы, радости не было, но все же мысль была и такая: ну, мол, теперь конец колхозам, заживем свободно.
Зажили…
Киров, районные городки вроде Мосальска, Мещовска и Сухиничей, а также окрестные деревни были освобождены, и весну 1942-го встретили уже в колхозной борозде. Эта борозда хоть и была общественной, общегосударственной, но и семьи худо-бедно кормила, детей поднимала.
Хуже было тем, кто пока еще оставался по ту сторону фронта. А фронт здесь, на рубежах, достигнутых к концу января, остановился надолго. До лета – осени 1943 года, когда южнее вспыхнет и прогнется вначале в одну сторону, потом в другую Орловско-Курская дуга, придет все в движение и здесь, на северном ее фасе.
Зимой – весной 1942-го, когда группа армий «Центр» лихорадочно латала дыры в своем фронте после отхода от Москвы, когда немцам пришлось напрягать огромные усилия и тратить последние ресурсы на ликвидацию прорыва в районе Вязьмы, им было не до Кирова. Немцы прекрасно понимали, что 10-я армия дальше не пойдет. Иначе будет отсечена, как были отсечены 33-я армия Западного фронта и 39-я Калининского. Возможно, по этой причине крупных войсковых подразделений немцы на этом участке не держали. Горячо было правее, в районе Брянска, и левее, в районе Юхнова. Противник не оставлял намерений ударить из этих двух выступов, с юга и с севера, по сходящимся направлениям и отсечь, окружить в районе Варшавского шоссе, Мосальска и Мещовска нашу группировку – 10-ю, 50-ю и части 49-й армии. Тогда Ржевский выступ еще опаснее вытянулся бы на юг, навис над Калугой и Тулой. Немцы, оглядываясь в сторону Москвы, не оставляли надежду все начать сначала.
В этих непростых для обеих сторон обстоятельствах в районе Кирова образовался своего рода коридор – пространство в несколько десятков километров шириной, занятое редкими и немногочисленными немецкими гарнизонами, частями полиции. В местной историографии оно получило более определенное название – «кировский коридор». По «кировскому коридору» можно было свободно пройти в сторону Рославля, железнодорожной станции Бетлица, райцентра Мокрое, Ельни и Вязьмы, а также на Бытошь, Жуковку, Клетню и Рогнедино. Лесной массив, начинавшийся сразу к западу от Кирова, постепенно переходил в брянские леса.
Брянский лес – название собирательное. Густые дебри, пущи и боры, болотистые займища, заросшие густым ольховником и осинником, посадки ели и сосны на десятки и сотни гектаров. У каждого леса свое название – Феликсовское лесничество, Раменный лес, Клетнянские леса, Потоловский лес, Мухинские леса, Добужский лес, Годылёвское болото, Бездонь, Шиловский лес, Хачинский лес, Бурсова гора и дальше к Екимовичам – Присмарский лес, Тризновский, Кохановский.
И среди этих лесов и урочищ – деревни, деревни, деревни… Сотни, тысячи деревень, в которых жили трудолюбивые и покорные любой власти люди.
Местность в треугольнике Брянск – Рославль – Юхнов была занята войсками группы армий «Центр» в первых числах октября 1941 года сразу после начала операции «Тайфун» – «решающего похода» немцев на Москву. Что такое «новый порядок», люди уже поняли. Успели почувствовать и тяжесть немецкого сапога и сапога своего соотечественника, холуя-полицая, соблазнившегося возможностью получить частичку власти, как тогда говорили,