Тайна Безымянной высоты. 10-я армия в Московской и Курской битвах. От Серебряных Прудов до Рославля.

Видимо, надо попытаться понять эту старушку. Да, этот полицай не расстреливал, не совершил он тех преступлений, которые бы закрыли ему путь в красноармейский строй. Но он преступил ту черту, определенную народным сознанием, неписаным уставом деревни, согласно которому односельчане, соседи должны помогать друг другу в любых обстоятельствах. Потому и нет тому человеку прощения. А ведь он был не один такой, из бывших полицейских.

Народное сознание, народный суд и более милосерден, чем директивы НКВД/НКГБ и трибуналы, и более жесток одновременно.

Но вернемся к Коле Иванову.

Бургомистр вернулся в деревню скоро. С тремя немцами и двумя полицаями. Они окружили дом. Начали стрелять. Иванов тоже отстреливался. Но патроны вскоре кончились. Кружаленков закричал: «Сдавайся!» Иванов: «Попробуй подойди! У меня две гранаты!» Подходить не стали. Кружаленков снова крикнул: «Выходи, а то всех твоих постреляем!» Мать заголосила: «Колюшка, слезай!» Тогда Иванов крикнул: «Сейчас выйду!» Разделся, вылез в слуховое окно и огородами, по снегу побежал в лес.

Спасла его женщина. Она ехала на лошади. В кошеве – ворох шуб, собранных в одной из деревень по приказу старосты для немцев. Увидела, парень по лесу бежит, босиком, в одной рубашке. Сунула его под шубы, довезла до железной дороги, одела. За насыпью уже начинался Раменный лес. Там были партизаны.

Среди двоих полицаев, которые приехали с бургомистром брать Иванова, был некий Шукалет. Шукалет – это прозвище. Настоящее его имя Аким Кирюшкин. Родом из деревни Голодаевки. Был призван в Красную армию. Попал в окружение. Пришел домой. Для нашей местности, надо заметить, обычная история. Этот был из той же породы, что и Крукот из Афанасовки и дядя Вася Платов из Тягаева.

Мать Коли Иванова и старуху-бабку полицаи вывели на улицу, раздели и водили по деревне босыми по снегу. Правда, стрелять не стали.

Кружаленков стал жить в Мокром. Домой, в Милеево, больше не ездил. Опасался, что в дороге партизаны его где-нибудь перехватят.

А в Раменном лесу стали думать: как же его, изверга, изловить? Партизанские березы давно по нем плакали…

Но случилось так, что Кружаленкова казнили не партизаны, а сами немцы.

Иванову сделали выговор. Отняли у парня пистолет. Его он, надо заметить, не бросил, принес в отряд. Гранат у него не было. Постращал немцев и полицаев, чтобы выторговать у них несколько минут для того, чтобы выскочить из дома.

Написали письмо: так, мол, и так, благодарим вас и вашего помощника Дятлова за службу и помощь, ждите новых указаний… И подпись: «Из леса». Письмо подбросили в Бетлице, в пристанционной больнице, обронили в коридоре, когда шел прием немцев.

Письмо сработало. Немцы поверили, что мокровский бургомистр связан с лесом, и расстреляли и его, и Дятлова.

Другая история.

Из Раменного леса к Варшавскому шоссе ходили наблюдатели. Наблюдательный пункт партизаны устроили недалеко от деревни Муравьёвки. Вели наблюдение за Варшавским шоссе, записывали в журнал наблюдения: сколько техники и какая прошло в сторону Рославля, сколько в сторону Зайцевой Горы и Спас-Деменска, сколько обозов гужевых, сколько живой силы.

Останавливались на отдых у одной женщины. Муж ее погиб еще в финскую. Вдова принимала их с радостью. Зашли в очередной раз. Выпили, закусили. Хозяйка, должно быть, принадлежала к типу людей, которых с завистью и скрытой неприязнью называют «веселая вдова». Для партизан ее дом был явочной квартирой. А местные, возможно, называли его иначе. Так ли, нет, но в ту ночь кто-то из Муравьёвки донес в Мокрое о том, что к вдове пришли партизаны.

В группе наблюдателей было трое: Коля Иванов, Гришаков и еще один партизан. Их сменили. На наблюдательном посту в это время находилась другая группа. Ни немцы, ни полицаи о ней, к счастью, не знали. А эти трое должны были после смены уходить за железнодорожную линию, в Раменный лес. Но не ушли. Задержались у веселой вдовы. Выпивка и женское тепло сковали их волю, притупили бдительность. Обычная история.

Коля Иванов, видя, что ему в компании взрослых людей делать нечего, сказал, что пойдет ночевать домой, к матери. Его деревня была неподалеку.

Как только он ушел, в Муравьевку из Мокрого нагрянули полицейские. Началась стрельба. Дом подожгли. Один из партизан, Гришаков, смог выскочить и побежал к лесу. Шукалет заметил его и погнался. Оружия у Гришакова не было, патроны кончились, и винтовку он бросил в снег, чтобы легче было бежать. Но Шукалет оказался проворнее, он догнал партизана возле леса и заколол его штыком.

Первым подвигом Акима Кирюшкина была выдача советского летчика зимой 1942-го.

Летчик, раненный, вышел к деревне Цепляевка. Шукалет перевозил с лугов сено и увидел его. «К Кирову иду, – сказал тот. – Покажи, как пройти». – «Покажу, – согласился Аким. – А пока посиди на сеновале. Отдохни, поешь. Переночуешь, а утром пойдешь». Тот обрадовался.

На сеновале Шукалет вилами заколол раненого летчика, взял его планшет, пистолет и доставил трофеи в Мокрое, в комендатуру.