Тайна Бирюзового дракона

Ещё бы. Несмотря на то, что парень приятель внучки, за порядок в училище ректор несёт ответственность.

— Деда, а что он натворил? Понимаю, что подрался. А с кем? И должна же быть причина. Виктор не бретёр*. Насколько я его знаю, он рассудительный и сдержанный. Другие там, где он бывал, не выживают.

(* Бретёр — заядлый, «профессиональный» дуэлянт, готовый драться на дуэли по любому, даже самому ничтожному поводу).

— Кто бы знал, — деду ситуация явно не нравилась. — Мне тоже показалось, что он неглупый и целеустремлённый. Попросил, чтобы перевели его на целительское отделение. Я предупреждал, что там будет ему очень сложно, но он ответил… — дракон на секунду задумался, вспоминая слова, услышанные от собеседника, — что-то о пропаже где-то.

— «Где наша не пропадала», — поправила я с улыбкой. — Так у нас говорят.

— Да, точно! — улыбнулся Тес’шас. — Меня тогда эти слова позабавили очень. Так вот… Взялся он с отчаянным усердием изучать целительство. Представляешь, целитель без магии? Но Виктор всем упорно доказывал, что на Земле все так лечат. Реста ему очень в учёбе помогала. Отличий особых не было, но и худшим из курсантов тоже не значился. До той поры, пока Тает не объявился. Какое-то время после появления теватца Виктор держался. Наверное, хотел что-то доказать себе, Ресте, мне. Но недавно сорвался и забросил учёбу. Спиртное где-то раздобыл. Благо сержант-воспитатель вовремя обнаружил и отобрал. А декаду назад неадекватно отреагировал на справедливое замечание Огокса о неподобающем внешнем виде: бросился с кулаками на сержанта и орал нечто невнятное.

— Матерился, скорее всего. На родном нашем. Великом и могучем, — прокомментировала я. — Драконьим ругательствам не успел обучиться, а эти с детства знакомы.

— Агапи! — одёрнул меня дед. — Это не смешно. Хорошо, что он не успел присягу принять — без трибунала обойдётся. Но то, что Виктора теперь исключат из Учебки — однозначно. Скажи, после этого он куда пойдёт? Никто в родной мир возвращать его не будет. Магоресурсы нужны для более важных дел. Чем он станет заниматься? Гражданства нет, профессии востребованной нет, средств для существования нет. И репутации больше нет.

Дела… Понятно, что сорвало крышу парню неслабо. Столько всего на него навалилось. Увольнение из Армии, внезапный перенос в иномирье, новая, не похожая ни на что жизнь. Девушка понравилась, но и тут облом. Кого хочешь накроет, когда вселенная по воле своей беспрестанно швыряет, как щепку в горной речке, поочерёдно ломая планы и руша мечты.

— Где он сейчас?

— В изоляторе, где провинившихся закрывают.

— Могу с ним поговорить?

Незнакомый сержант-воспитатель вёл меня по гулким коридорам. Здесь не было сумрачно или сыро. Решёток на окнах нет, и замков пудовых на дверях тоже нет. Обычное крыло здания. Правда, равноудалённо расположенное от офисных и учебных этажей. Светло, тепло и тихо.

— Мне войти? — спросил сопровождающий, открывая дверь. Увидев, что я отрицательно покачала головой, пожал плечами. — Как угодно. Но я здесь подожду.

И показал на одинокую табуретку у стены.

Виктор лежал на узкой кровати, отвернувшись лицом к стене. Не понятно, то ли он спит, то ли видеть ничего и никого не хочет. Белоснежный комбинезон первокурсника сменили серые штаны и такая же куртка, которая задралась на пояснице, демонстрируя бледную, незагорелую кожу.

Горло сжало спазмом эмоций. Бедный мальчишка, что же ему так не везёт? Но я, отогнав ненужные слёзы и жалость, громко скомандовала по-русски:

— Боец, встать!

Годами выработанная привычка дисциплины, условный рефлекс на команды намного сильнее эмоций.

Виктор вскочил, как отпущенная пружина. Куртку одёрнул, волосы пятернёй пригладил и вытянулся по стойке «смирно» так, что, казалось, мышцы звенят.

А потом он осознал, кто тут командный голос отрабатывает, и всё резко изменилось. Словно из парня воздух выпустили. Сначала погасли глаза, следом обмякло тело, черты лица исказились. В полминуты образец бравого вояки трансформировался в унылого, крепко побитого жизнью человека средних лет. Виктор устало опустился на кровать, ссутулился, свесив руки между колен, и заплакал.

Делал он это неумело. По-моему, даже не очень осознавая, что с ним происходит. Слёзы капали на пол, оставляя на серой поверхности тёмные, разлапистые кляксы.

Подошла вплотную, обеими руками приподняла голову и щекой прижала к своей груди. Казалось бы, не сделала ничего особенного, но словно эмоциональную плотину прорвало. Тихие слёзы превратились в глухие рыдания, которые Виктор силился, но не мог остановить. Пряча лицо, он с силой вжимался в сгиб моей руки, а я гладила его по голове, по спине и плечам и, заговаривая душевную боль, шептала:

— Всё пройдёт. Всё будет хорошо. Всё наладится.

Нескоро, но постепенно спина перестала вздрагивать, слёзы иссякли. И я закончила нашёптывать. Только надрывные всхлипы время от времени нарушали тишину камеры. С трудом оторвавшись от продолжавшего смущённо прятать лицо Виктора, прошла к столу и налила из кувшина воды в кружку. Присела рядом на кровать, протянула страдальцу:

— Попей.