Тайна брата

— Вольф приехал ночью и забрал его. — Лиза смотрит в землю. — Он сказал, что папа распространяет лживые наветы на фюрера, и увез его, как сейчас увез герра Финкеля. Мне страшно, что его могли убить.

У меня в голове встает образ инспектора уголовного розыска. Холодные серые глаза, тонкие губы. Густой сладкий запах лосьона. Этот запросто может убить человека. Не знаю, что сказать Лизе. Любые слова сейчас лишены смысла. Чувствую себя пустым местом.

— Я прочитала, что написано на листовке, — вскоре говорит моя подруга. — Многое не поняла, но там сказано, что герр Гитлер всем врет. Что он развязал войну и может остановить ее в любой миг. Что в России немецкие солдаты гибнут тысячами.

Такие же солдаты, как папа.

— Я думал, мы побеждаем.

Лиза пожимает плечами:

— Как будто есть разница. Пора бы остановиться. Война — это глупо, и я ненавижу Гитлера не меньше, чем тех, кто нас бомбит.

Раньше я подобные речи слышал только от Стефана, но сейчас ее слова потрясли меня куда меньше, чем могли бы пару недель назад. Словно с мира сняли покрывало, и теперь я вижу вещи такими, какие они есть на самом деле.

Фрау Шмидт

Добираемся до школы. Там сейчас нет ни души, если не считать сорок, усевшихся на сирену воздушной тревоги. Птицы кричат на нас, а потом улетают на другую сторону двора.

Отсюда я пытаюсь восстановить свой маршрут к тому месту, где меня сбил инспектор Вольф. Оказывается, не так уж далеко я тогда уехал. Сразу узнаю ту улицу, где мне тогда помогала женщина, но понять, в каком из домов-близнецов она живет, решительно невозможно.

— Будем стучать во все двери подряд, глядишь, кто-нибудь тебя вспомнит, — предлагает Лиза.

В первом доме на стук никто не отзывается, зато тетенька из второго сразу меня узнает. По ее словам, нам надо в дом сорок три, чуть дальше по улице.

В сорок третьем доме живет та самая женщина, которая принесла мне тряпку и стакан воды. Ее зовут фрау Шмидт, она впускает нас в жилье и сразу тащит на кухню. Мы молча сидим за столом, пока нас потчуют молоком с печеньками.

— Я тогда жуть как перепугалась. Услышала грохот на улице, а когда подбежала к окну, ты лежал на дороге, и я уж подумала, ты все… — Вздрогнув, она ставит на стол стаканы с молоком и железную банку. — Тебе повезло, что ты жив. Угощайтесь, печенье свежее, с утра пекла.

Лизу не надо уговаривать. Она тут же выхватывает из банки печенье и вонзает в него зубы. По кухне летят крошки.

— Надеюсь, тебе потом не сильно досталось, — говорит фрау Шмидт. — Я знаю, каким бывает этот человек. Он… Впрочем, ладно. Лишь бы все обошлось. Как твои раны?

Она пододвигает ко мне банку с печеньем.

— Спасибо, нормально. — Откусываю кусочек. Печенье сделано почти из ничего и потому не самое вкусное, но я, оказывается, жутко проголодался. — Вы меня тогда здорово выручили.

— Не за что… — Она делает паузу, ожидая, что я представлюсь.

— Карл. А это Лиза.

— Меня зовут фрау Шмидт, приятно познакомиться.

— У вас дети есть? — интересуется Лиза. — Вдруг мы учимся вместе.

— Нет, мои дети постарше, — качает головой фрау Шмидт. Она смотрит мне за спину, и я, обернувшись, замечаю фотографии на буфете. Спереди стоят три снимка мужчин в военной форме.

— Ваши сыновья? Они сейчас в армии? — спрашиваю.

— Джозеф погиб в прошлом году, во Франции. Он в середине. Младший сын, Макс, сейчас воюет в России за герра Гитлера.

— А третий, это ваш муж?

Фрау Шмидт вздыхает:

— Да, он тоже погиб во Франции.

У фрау Шмидт блестят глаза, она чем-то напоминает мне маму.

— Моего папу убили, — говорю я.

— Ох, бедняжка, — утирает слезу фрау Шмидт. — И маму твою жалко. Со временем боль притупляется, но забыть об утрате невозможно.

— Я не хочу забывать. — Впервые я говорю с человеком, который тоже терял на войне близких. — Думаете, они хотели воевать?

Фрау Шмидт прикрывает рот рукой и отводит глаза, будто вот-вот заплачет. Я снова смотрю на сервант, и мое внимание привлекает фотография девочки с двумя парнями. Они стоят с гитарами на фоне сада, но взгляд цепляется не за лица, а за одну-единственную деталь.

Значок. На правом лацкане.

— Что это? — не сдержавшись, задаю я вопрос. — Вот, смотри.

Лиза наклоняется к фотографии, потом переводит глаза на меня.

— Такой же, — шепчет она.

— Что это за цветок? — Мне очень важно получить ответ. — Что он означает? Я видел такой рисунок на стенах.

Фрау Шмидт подходит и забирает снимок у меня из руте.

— Ничего. Дурацкая поделка Макса. — Она прижимает фотографию к груди, пряча от меня.

— У брата был такой же знак на куртке…

— Спросил бы у брата. — Фрау Шмидт ставит фотографию на сервант и замирает к нам спиной, уперевшись руками в полку.

— Я спрашивал. А он не сказал. А потом срезал нашивку.

Фрау Шмидт кажется растерянной. Глаза ее бегают по комнате, будто она никак не решит, что сказать и куда смотреть.

— Значит… может быть, он не хотел, чтобы ты знал, — говорит она наконец. — Может быть, он тебе не доверяет.

С тем же успехом она могла бы дать мне пощечину. В душе поднимается чувство вины.

— Я…