Тайна Черного дома

Операционная, как и следовало ожидать, была заперта. Господи! Да неужели же такую малость он не преодолеет?!

Лука почти ворвался в гостиную, где Рауф тупо смотрел в телевизор, держа на коленях раскрытый том Чейза.

— Рауф, дай снотворного, паршиво что-то…

— Тебе паршиво, да? А мне совсем хорошо, ага? — Рауф сокрушенно вздохнул.

Когда подошли к операционной, Рауф, приподнявшись на цыпочках, достал из-за косяка ключ. Луке отчаянно везло! И от этого становилось даже немного не по себе.

Продолжая ворчать, Рауф отворил дверцу стеклянного шкафа.

— Бессонница, да? Сам себе ничем помочь не можешь. А меня кто отсюда доставать будет?..

Обманывать его сейчас резона не было.

— Ты прав. Не исключено, что ты временно останешься. Но я приду бомбить эту контору, и тебя не забуду. Я тебя вытащу, Рауф, не дрейфь! А сейчас дай мне три таблетки снотворного.

— С ума сошел!

— Говорю тебе — дай! Я знаю свою норму. И еще пару горошин элениума или другого транквилизатора. Да не бойся — не смертельная доза-то! Мы с тобой вылезем отсюда, старик! Давай…

Лука дождался, когда Рауф уснул. А сон у него был каменный, несмотря на трагическое положение. Без труда проникнув в операционную, Лука раскрыл стеклянный шкаф и на дне металлической коробки с тампонами обнаружил прекрасный золотой крест — старинный, тяжелый. Как Рауф протащил его сюда, сквозь грузинские шмоны, сквозь остальные свои злоключения? Правда, Лука отметил, что и его самого здесь обыскали довольно поверхностно. В фильмах обычно показывают шмон более выразительно.

А может, естественней представить, что это крест одного из… зарезанных Рауфом? Лука запретил себе думать об этом — не время! Вернувшись к себе, он спрятал крест, проглотил разом все таблетки и минут через десять уже в полубессознательном состоянии отключил аппарат. Во сне он плакал, жалуясь умершей матери на свою судьбу. Утром ничего не помнил.

Глава десятая. ХОД КОНЕМ. ЗА КУЛИСАМИ ЧЕРНОГО ДОМА И У ЕГО ФАСАДА

Когда Лука учился, в их группе была девчонка — рыженькая, с круглой попкой. Ее пользовали чаще всего старшекурсники, и она (Валерией ее звали) доверчиво всем отдавалась. Потом, когда короткая радость кончалась, она плакала в своей комнатухе в общаге и приговаривала:

— Ну почему же, почему сначала все было так хорошо, а потом стало так плохо!

Глупую эту фразочку Лука вспомнил недаром. Она привязалась к нему, как припев навязчивой песни, и не отпускала весь день. А дело все было в Мальчике, будь он трижды неладен. То приходил каждый день. А теперь, когда надо, не шел и не шел, гаденыш. На какую-то иную связь с внешним миром рассчитывать не приходилось. Лука дергался, боясь, что Рауф обнаружит пропажу креста. У «пациента», побратима или однопочечника Лучкова в любой момент мог кончиться запой. И об этом ни на минуту не забывал Лука, потому что тогда ему определенно — крышка.

Сто раз на день он мысленно репетировал, проигрывал свои дальнейшие действия. Представлял себе все ситуации, мизансцены, мучительно подыскивал самые нужные слова. Ни в коем случае нельзя было переиграть, насторожить Мальчика.

Наконец он явился. Изображая, как всегда, из себя строгость и надменность. И Лука, подыгрывая ему, постарался даже усилить это его мнимое всевластие.

Услышав сигнал сирены, они, согласно инструкции, должны пройти в свои комнаты и закрыть за собой двери. Мальчик явно перестраховывался, полагая, что находящиеся в застенке могут просто из отчаяния придушить его. Но ведь это ничего не давало несчастным. Потому что, по той же инструкции, если через определенное время Мальчик не выйдет из бункера, дежурный охранник включит удушающий газ.

Нет, не подвели Луку многочасовые репетиции и тренировки. Когда Мальчик вошел к нему, Лука без натуги, естественным образом разрыдался, рухнул на колени. Мальчик довольно долго, с наслаждением наблюдал за его истерикой.

— Что это с тобой, сука? — снисходительно спросил наконец с чувством величайшего превосходства.

Лука не поднимаясь с колен, продолжал рыдать. Тогда Мальчик вялым своим кулачишкой дал ему затрещину.

— Чего расслюнявился-то, подонок? Нынче я добрый, говори, в чем дело, так и быть, помогу.

Продолжая всхлипывать и размазывая по лицу натуральные слезы, Лука выговорил наконец свою просьбу о телефоне. Мальчик, что называется, обалдел от такой наглости.

— Одна тетка осталась, больше никого… — канючил Лука. — Только сказать ей, что жив, и все. Что тебе, жалко? Я даже не знаю, где нахожусь…

— А этого не хочешь? — Мальчик сделал выразительный жест, согнув в локте свою кривую ручонку.

— Я только скажу, что через месяц выйду. После операции я ведь выйду?.. — Взгляд Луки был полон собачьей преданности и мольбы.

— Выйдешь-выйдешь… — ответил Мальчик с некоторой запинкой.

— А я тебе за это — вот… — И Лука вынул из-за пазухи крест.

— Дай сюда! — Мальчик не вырвал даже, а просто принял вещицу из безвольных рук Луки.

— А позвонить…

— Пошел ты! — Мальчик направился к двери.

— Тогда я Толику скажу! — закричал Лука на пределе отчаяния. — И крест у тебя отнимут, вот увидишь!