— Ишь, радостно ему. Сияет, как яичко пасхальное. А столбы уберег ли? — сердито спрашивал прапорщик, глядя на искрившийся перевал. Потом окликнул Жаковцева: — Илларионыч, давай на столб. Подключись, работает линия?
Жаковцев поднялся и легко, вроде и не было никакой усталости, полез на столб.
«Молодец какой, а! — мысленно похвалил Ерохин солдата. — Посмотришь, как девушка холеная, а устали не знает».
Действительно, лицо у Геннадия Жаковцева было пухлощекое, загар его отчего-то не брал. Среднего роста, по-девичьи стройный, в плечах не широкий, силой своей Жаковцев удивлял всех. «Крест» с двухпудовыми гирями держал больше десяти минут. Только щеки розовели. На марш-бросках по нескольку автоматов и противогазов взваливал на себя, помогая уставшим товарищам. Не знал устали и в работе. Прапорщик Ерохин не мог нахвалиться солдатом. Частенько говаривал командиру одобрительно:
— Связист он — что надо! Золото. Клад… — И добавлял неизменно: — Опасаюсь, разведает о нем начальство, заберут. Драться за него буду. Ох, драться!
Драться прапорщику пока еще ни с кем не приходилось — солдат продолжал служить, охотно делал все, что приказывали командиры, отлично учился, а по вечерам или читал приключенческие романы, либо решал задачи по физике и математике. Не изменял этому правилу, даже когда связисты работали в поля и жили в палатках.
Забравшись на столб, Жаковцев не прочно, чтобы можно было сдернуть, прикрепил к проводам вплотную к изоляторам концы от телефонного аппарата и, быстро спустившись вниз, крутнул ручку.
— Ну что, Илларионыч, — нетерпеливо спросил Ерохин, — есть связь?
— Наш дежурный отвечает, а соседний отряд молчит.
— Так и предполагал, — безнадежно махнул рукой Ерохин и сам подошел к аппарату, чтобы поговорить с дежурным. Знал, что не обманулся Жаковцев, но тайную надежду «а вдруг» питал. Послушал, как дежурный тщетно пытался дозвониться до соседнего отряда, вставил в гнездо трубку и, захлопнув крышку аппарата, сказал со вздохом:
— Придется седлать коней.
Пока Ерохин решал, кого еще, кроме Жаковцева, взять на перевал, пока распоряжался, чтобы не забыли взять блоки, термитно-муфельные шашки для сварки проводов, пока сам отбирал изоляторы и крюки, на дороге показался грузовик. Он торопливо убегал от пыли, которая выхлестывалась из-под колес и коричневым шлейфом расстилалась по дороге.
Грузовик скоро подрулил по целине к связистам, из кабины вылез высокий красивый солдат, огляделся, увидел прапорщика и, лихо вскинув к козырьку руку, доложил:
— Рядовой Дерябин прибыл для прохождения службы в вверенном вам подразделении.
Ерохин смотрел на солдата с восхищением.
«Таким и я был, только пониже ростом. — Глянул на свой туго напиравший на ремень живот, подумал с неприязнью: — В креслах не рассиживаюсь, а вот пучится с чего-то, — но тут же успокоился: — Возраст. Пятый десяток разменял».
Спросил Дерябина:
— На лошадях приходилось ездить?
— В мечтах. Когда «Чапаева» читал.
— Тогда примешь сегодня крещение. Вон тот перевал нас ждет.
— Ух, красотища. Под небом! А флаг вот здесь, товарищ прапорщик, что символизирует?
— Не символизирует он. Память о герое. Отсюда пограничник Карев на верную смерть, почитай, пошел. Банда по ущелью рысила за кордон, а Карев увидел ее. Винтовка да три гранаты у него. Написал карандашом: «Спешите на помощь», прикрепил к ножке голубя. Тогда связь на голубях держалась. Скатился, стало быть, с сопки, на коня и — банде наперерез. Четыре раны получил, а держался, пока застава не подоспела. Вылечился потом. Он еще служил, а сопку и ущелье его именем звали. А когда домой время подошло, пограничники в его память флаг поставили. Почти ровесник мне этот флаг.
— Ух ты! — восхищенно воскликнул Дерябин. — Вот это служба! Не изоляторы к столбу прикручивать.
Посуровел Ерохин, спросил недовольно:
— А что в связисты потянулся?
Дерябин будто не услышал вопроса, неотрывно смотрел на флаг. Потом вдруг спросил:
— Разрешите, товарищ прапорщик, на сопку подняться! Я мигом.
— Если мигом — позволяю.
Дерябин легко вскочил в кузов, достал из вещмешка фотоаппарат и, перемахнув через борт, побежал к сопке. Остановился на минутку у подножия, посмотрел на крутой, почти вертикальный склон с острыми, как огромные наконечники стрел, камнями, между которыми петляла едва приметная тропка, перекинул фотоаппарат через плечо, закрепил его ремнем и, ловко лавируя между камнями, начал быстро подниматься вверх.
В нескольких метрах от вершины остановился, примостил на камне фотоаппарат и кинулся к флагу. Встал рядом в горделивой позе, ожидая, пока щелкнет самовзвод.
«Ишь ты, — ухмыльнулся Ерохин, наблюдавший за Дерябиным. — Домой небось пошлет?»
А Дерябин уже спускался вниз и вскоре, запыхавшийся, возбужденный, подбежал к прапорщику.
— Вот это да!
— Верно, геройски поступил солдат. Когда в болоте комары нас грызли, поглядывали мы на флаг.
— Силу черпали? — не то серьезно, не то с иронией спросил Дерябин. — Своей маловато, что ли?
— Ладно болтать. По коням. Возьми проволоку, когти, клещи и блоки, — приказал прапорщик и направился к своему коню.