Тайна черного камня

Любил полковник смотреть с крыльца штаба на суетливую жизнь порта, на журавлиные шеи портальных кранов, опускавших тюки, ящики, бочки в трюмы океанских транспортов; любил смотреть, как портовые буксиры, вспенивая зеленоватую воду залива, помогают ошвартоваться морскому великану, толкая его корму прикрепленной к носу автомобильной покрышкой. И среди этого всегда нестихаемого шума и непрекращающегося движения, среди десятков судов он каждый раз отыскивал тральщики, уходившие в Атлантику за сельдью, треской, морским окунем, и мысленно желал им попутного ветра, ибо знал, как трудно приходится рыбакам в море, но, провожая взглядом рыбаков, он чаще думал не о их труде, а о том, что эти трудяги-рыбаки — самые верные помощники пограничников. Заметят что-либо подозрительное в море — сразу же известят.

Сегодня, как и каждый день, порт жил обычной жизнью: подходили грузовые и пассажирские теплоходы, тральщики с полными трюмами рыбы; прыгая на волнах, от причала к причалу скользили буксиры. Но полковник сегодня не замечал портовой сутолоки, он смотрел на белые гребни волн. По заливу, казалось, кто-то разбросал комья белого снега; комья эти метались, сталкивались и, подхваченные крутой волной, неслись на берег, перекатывались через остов отслужившей свое старой доры, невесть когда и кем забытой на берегу. Раньше доры (поморы называли их еще артельными матками) обычно отбуксировывали лодки рыбаков на несколько миль от берега в море, а после окончания лова рыбаки перегружали в доры пойманную рыбу и матки вновь вели цепочку лодок домой. На дорах смелые рыбаки иногда уходили на сотни миль разыскивать рыбьи места, удобные заливы, в которых можно укрыться от шторма. Там, где находилось такое место, поморы для ориентира устанавливали большой сосновый крест. И сейчас еще эти кресты стоят по всему берегу Баренцева моря как памятники суровой старины. Может быть, среди этих крестов есть и те, которые были привезены на борту этой доры. Сейчас она брошена на отмели. Штормовые волны злобно налетают на полусгнивший остов, пытаясь выкинуть его дальше на берег; скрипят доски, вздрагивает уткнувшаяся в песок корма, и все днище большой доры содрогается, будто старая труженица никак не хочет расстаться с морем, по которому исходила, может быть, тысячи миль, с которым не раз вступала в борьбу и побеждала, приводя за собой вереницу рыбацких лодок в порт.

Полковник все еще стоит на крыльце, смотрит на волны, на побелевший залив и думает о том, что трудно сегодня придется сторожевым кораблям в море, да и не только сегодня, — подул сельдяной ветер (так поморы называют северный ветер), а он, как правило, не утихает по нескольку дней, особенно осенью. Сельдяной ветер заметает лощины тяжелым мокрым снегом, выворачивает телефонные столбы, вырывает с корнем кусты березы и вереса. С моря в эти дни часто летит в эфир тревожное «SOS» — сигнал терпящих бедствие судов. Люди боятся северного ветра, и когда синоптики передают штормовое предупреждение — не меняют курса только большие океанские транспорты. Тральщики, вельботы, лодки спешат укрыться в ближайших заливчиках, чтобы переждать шторм. Не в меру смелых или не успевших укрыться моряков бушующее море заставляет зачастую подавать тревожные сигналы «SOS»…

На берегу в такие дни тоже замирает жизнь: аэродромы не выпускают и не принимают самолеты, дороги становятся безлюдными; мало кто решается углубиться в тундру. Только пограничники, как всегда, не прекращают нести службу.

Заставы, расположенные по берегу, первыми принимают удары морского ветра. Порой до самых крыш заметает эти заставы снегом, опасными становятся пограничные тропы, и тогда трудно приходится дозорным.

— Все будет в порядке, не первый раз встречают заставы северный ветер.

Полковник, поправив фуражку, уже намеревался было сесть в машину, но услышал: «Товарищ полковник!» Начальник клуба капитан Малов почти бежал по дороге к штабу. Полковник подождал Малова.

— Разрешите обратиться?

— Да.

— Завтра ваша беседа. С молодыми пограничниками. Что приготовить в клубе?

— Ничего. Буду проводить в ленинской комнате.

Малов направился к штабу, и полковник, глядя на начальника клуба, вспомнил, что два часа назад отправил кинопередвижку на левофланговые заставы, и если пурга застанет ее в пути, то она может не пробиться к заставам. Но эту мысль сразу же вытеснила другая: «Синоптики не предупредили о шторме. Может, стихнет».

Через минуту полковник забыл о кинопередвижке, забыл о приближающемся шторме, и не только потому, что не было штормового предупреждения и, значит, ветер может изменить направление и стихнуть, — синоптикам виднее! — а еще и потому, что нужно было сосредоточиться и продумать все детали предстоящей беседы с молодыми солдатами, которую он назначил на завтра. Асфальт, по которому самосвалы, выезжающие со строительных площадок, разбросали комья грязи, набегал на «Победу», но полковник, не замечая ни асфальта, ни комьев, мысленно, страницу за страницей, перелистывал уже подготовленный им для беседы с солдатами текст, дополняя и изменяя его.

2