Тайна Черной горы

И вдруг лопнула шумная ее курортная сладкая жизнь и по ее же собственному хотению треснула пополам и лучшая ее часть, как теперь сожалеет Галка, осталась там, далеко отсюда, в недавнем прошлом. Сладкие воспоминания бередят душу. Впрочем, если быть откровенной, лучшей ее, ту житуху, трудно назвать. Это отсюда, из таежной глухомани, она кажется ей такой солнечной и привлекательной. А тогда, в Крыму, Галка думала совсем по-иному. Жизнь тогда казалась ей весьма туманно-облачной, и впереди не видать было даже легкого просвета, один сплошной темный безденежный горизонт. Хоть устраивайся снова к матери на чулочную фабрику и становись к станку. Но такой вариант ее никак не устраивал.

2

В то лето 1959 года нежданно прикатила Галка из столицы домой к одинокой своей матери, объявив ей, что после «страшенного гриппа» пришлось срочно взять академический отпуск и, по настоянию врачей, выехать к морю «на поправку здоровья». Истинную причину она, конечно, скрыла от сердобольной матери. Разве могла Галка сказать ей правду? Такое признание убило бы пожилую уставшую женщину, всю свою жизнь привыкшую безропотно честно трудиться и бережно относиться к каждой копейке. Мать души не чаяла в своей «доненьке», боготворила и молилась на нее, на свою писаную красавицу, слепо веря и гордясь своей Галочкою, которая, хоть и выходила дважды неудачно замуж, теперь, назло всем соседям и сплетням, пробилась своим умом в столичный «главный университет», получала там повышенное образование и выходила «в люди».

П ервые дни Галка, хорошо зная особенности курортного быта, никуда не выходила, она «приобретала форму». А попросту говоря, спешно, с помощью южного солнца, перекрашивала «всю кожу». Одним словом, загорала. Загорала вся, от пяток до макушки. Набрав кремов и мазей, забиралась на крышу сарая и, расстелив старенькое байковое одеяльце, обнажалась догола. Препараты, конечно, вместе с солнцем сделали свое дело, и молодое тело очень скоро приобрело модный шоколадный оттенок. И тогда Галка, приняв старт, ринулась в шумную курортную жизнь, меняя покровителей и поклонников, зорко высматривая и выискивая себе нового мужа. Одним словом, старая проблема XBЗ (хорошо выйти замуж) снова стояла перед ней.

В санаториях и пансионатах Феодосии, как вскоре определила Галка, ничего путного не оказалось, сплошь одни «женатики» и, главное, из категории середнячков – среднего возраста и среднего достатка. Из числа тех, которые год работают – день гуляют. А ей хотелось большого, настоящего размаха. И Галка махнула «ловить кита» в соседний курортный поселок, где располагался знаменитый Дом творчества. Она чувствовала свои силы и способности, да и задумка была гениально проста – «подцепить писателя».

В самые оживленные часы, когда на набережной были чуть ли не все обитатели поселка, Галка устраивалась на бетонном парапете. Распустив длинные волосы, в модно зеленом узеньком бикини, едва прикрывавшем то, что женщины стараются закрыть, сплошь загорелая, она сидела на фоне моря, шоколадно-соблазнительная и беззащитно-одинокая. Галка рассчитывала точно, хорошо зная наперед, что для любого мужчины «нет на свете ничего более жалостного, чем вид одинокой женщины». Она томно и чуть грустно, словно что-то вспоминая, смотрела сквозь модные затемненные очки в бесконечную морскую даль, не обращая никакого внимания на завистливо-злобные, расстреливающие в упор взгляды пляжных львиц и неповоротливо-упитанных жен, но точно фиксируя отработанным годами боковым зрением восхищенные огоньки в глазах мужчин, их замедленные шаги, короткие восторженные реплики. Для всех она была таинственной незнакомкой. Новенькой, вернее, вновь прибывшей, ее не назовешь, ровный загар утверждает обратное. Тогда невольно возникал другой вопрос: почему она одинока? Уж такая-то могла бы обзавестись спутником – лишь помани пальчиком, любой кинется. И ее одиночество невольно вызвало уважение – молодая женщина придерживается строгих нравственных правил. Это впечатляло. Старый курортный прием, и Галка умело им пользовалась, набивала себе цену.

Однако вскоре ей пришлось разочароваться и в писателях. Знаменитости «не клевали» на ее приманку, их и так толпой окружали курортные девицы и женщины, готовые покорно распластаться за один автограф, за подаренную и подписанную книгу, чтобы потом всю остальную жизнь хвастаться в своем кругу близостью и коротким знакомством с такой величиной. А молодых, начинающих литераторов, пока еще безденежных, которые к ней липли, как мухи на мед, она, мягко говоря, всех «отшила» и «бортанула». Галка в столице насмотрелась на них – «обнадеживающих» и «перспективных», умеющих лихо говорить о мирах, строчить стихами, своими и чужими, за широким жестом тратящих жалкие копейки.