Тайна Черной пирамиды

— Не на этот раз… — прохрипел Мартин, а потом вдруг закашлялся. — Adiós, волчонок, я ухожу к твоему отцу. Я исполнил свой долг перед ним и теперь с гордостью смогу взглянуть в его очи… А ты… ты теперь сам по себе! Искренне надеюсь, что ты не последуешь за мной… — Испанец закашлялся. — Я так хорошо тебя обучил, amigo, я горжусь тобой… если бы у меня был сын, я бы хотел чтобы он походил на тебя… — Де Вилья улыбнулся, а из глаз Владимира побежали слезы.

Рука испанца, что еще сжимала шпагу, подалась вперед, взяла ладонь друга и вложила в нее эфес. Молодой дворянин обхватил рукоять клинка, а затем Мартин сжал его кулак и еще раз улыбнулся по-своему обыкновению, отчего кончик уса чуть-чуть дрогнул, а нахальные глаза хитро заблестели.

— Adiós, волчонок! — напоследок произнес испанец, и вдруг в его грудь вонзилось черное лезвие ятагана. Мартин захрипел, его глаза закрылись, а предсмертная улыбка так и не сошла с лица.

— Н-е-е-т! — заорал Волков и поднял взор на монгольского воина в вороненых доспехах. Из-под скрывающего лицо забрала раздалась противная насмешка.

— Н-е-е-т! — вновь заорал Владимир и, сорвавшись с места, кинулся на закованного в броню воина. В одной руке молодой дворянин сжимал монгольскую саблю, в другой — сапфировую шпагу.

Монгол отсек замах сабли в сторону, но Владимир ударил шпагой, целя в незащищенную глазницу. Клинок чуть-чуть не достиг цели, он прошел мимо, скользнул по забралу, но все же вошел в маленькую щель между стыком пластин шлема. Закованный в броню воин отшатнулся и зарычал словно медведь, а затем вдруг сорвал с головы шлем, и молодой дворянин увидел его лицо. Типичное монгольское: сжатые губы, черные волосы, заплетенные в длинную косу, широкие скулы, на одной из которых красовалась кровавая рана, и узкие глаза, но не обычные. Глаза эти напоминали глаза наг, такие же красные, словно объятые пламенем, злые с вертикальными зрачками.

Воин зашипел, словно змея, а затем бросился вперед на Владимира. Волков подался наперерез, размахивая двумя клинками. Сабля и ятаган встретились, высекая искры, но второй клинок оказался наготове, и Владимир пустил его в ход. Монгол ловко ускользнул от шпаги… но не от ноги, пнувшей его в грудь. Сильный удар и тяжесть доспехов сделали дело, и воин свалился в снег. А молодой дворянин, словно разъяренный волк, устремился вперед, желая добить убийцу друга. Сейчас он не думал о себе, лишь бы только отомстить!

Прозвучал спуск тетивы. По какому-то наитию Волков скользнул в сторону, а затем выбросил вперед саблю. Та выскользнула из его руки и полетела вперед, сделав несколько оборотов, она нашла цель в горле лучника, который с хрипом упал, так и не успев выпустить вторую стрелу. Но Владимир этого не видел, лишь чувствовал, как дикий зверь чувствует запах крови. Перед ним была цель — воин в вороненых доспехах, что уже поднялся на ноги и вновь схватился за черный ятаган. Но достигнуть его Волкову не удалось. Наперерез разъяренному дворянину бросились все оставшиеся монголы.

Владимир отбил летящий в него удар, и, даже не глядя, выбросил вперед шпагу. Кто-то с криком упал, а сапфировый клинок полетел к горлу следующего противника. Но монголы образовали круг и начали разить со всех сторон. В ход пошли даже копья — его травили, словно дикого зверя на охоте, и теперь уже никто не думал о том, чтобы заполучить пленного. Но ему все же удалось переломить одно древко. Наконечник соскользнул с палки, и молодой дворянин, подхватив его, развернулся и вонзил прямо в открытый рот бросившегося на него противника. Кровь брызнула в лицо, но Волков даже не заметил этого. И вдруг один из монголов все же попал по ноге… Дворянин пошатнулся и упал на одно колено, к нему тут же бросились остальные. Владимир отбил еще несколько ударов, но затем кто-то полоснул по спине, и Волков почувствовал сильную боль. Владимир развернулся, подчиняясь инстинкту, и тут в плечо вонзился наконечник копья. В глазах потемнело, но он все же разрубил древко… и тут кто-то пнул его сапогом в лицо. Волков упал на мокрый от крови снег, из последних сил приподнял голову, но лишь для того, чтобы получить новый удар…

Воин, что довершил дело, подошел к распростертому на снегу телу и приподнял за волосы бездыханного Владимира. Внимательно посмотрев в лицо, монгол сплюнул, а затем произнес что-то на своем языке — древнем, как само время. И если бы возле Черной пирамиды сейчас оказался хоть кто-то, кто понимал этот язык, он бы услышал следующее:

— Этот червь еще жив?!

Закованный в вороненную броню вожак, что не участвовал в этой травле, а лишь наблюдал со стороны, с удивлением поднял брови:

— Не может быть?! Чертов бледнолицый! Подумать только, словно волк он сражался против нас в одиночку, будто мы всего лишь стая псов! — Воин о чем-то задумался, а потом продолжил: — Возможно, это потешило духов, и они даровали ему жизнь.

— Но он сильно изранен! — возразил монгол, что держал Волкова за волосы. — И, похоже, укушен отцами. Лишить его жизни будет милостью!