Чей-то мужской незнакомый голос проговорил, что не стоило отпускать ребенка на улицу без присмотра, на него тут же зашикали. Затем взрослые постепенно разошлись, остался лишь дядя Сеня, брат мамы, который жил в этой же деревне. И уже скоро Галя поняла, почему — когда в доме погас свет и все легли спать, за окнами раздались шаги. Легкие, словно ходил ребенок, быстрые и нетерпеливые. Затем кто-то поскребся о стену и заскулил. Звук постепенно перешел в вой, Галя заплакала и позвала бабушку. Ей было так жутко, что она даже забилась под кровать.
Резко зажегся свет, в комнату вбежала бабушка, достала Галю, обняла, прижала к себе. Дядя Сеня, матерясь, выскочил во двор, и тут же кто-то словно бы принялся продираться через кусты, треща поломанными ветвями. А потом все стихло.
Больше в деревню Галю не привозили.
Андроповск (бывший Любгород), 1988 год. 15 сентября, четверг
Галя Ветрова, подруга Федотовой, от которой она возвращалась в ночь похищения, проживала по местным меркам довольно-таки далеко от улицы Ленина, где саму Федотову видели в последний раз. Бежевая «шестерка» с милиционерами повернула в частный сектор, и Матвеичу сразу же пришлось снизить скорость — дорогу здесь явно в последний раз ремонтировали еще при полном сил Брежневе. О том же, что она здесь когда-то все-таки была, красноречиво указывали куски асфальта, проглядывающие тут и там из-под размытого грунта. Похоже, городские коммунальные службы еще просто-напросто не успели сюда добраться, и тестю майора Величука явно придется кое с кого спросить на очередном совещании. А пока…
— Подвеску перебирать придется, — пробормотал шофер, снижая скорость до предела.
— Вон тот дом, кажется, — Апшилава, покрутив головой, указал на одноэтажное строение с резными наличниками, выкрашенное с одной стороны желтым, с другой зеленым.
— На двух хозяев, — Камышев нервно пощелкал пальцами. — И где нам искать свидетельницу?
— Сразу видно, человек из областного центра, — усмехнулся его курчавый напарник. — Посмотри внимательно — левая сторона, желтая, выкрашена недавно и очень аккуратно. Стекла чистые, аж блестят. А теперь правая сторона — краска давнишняя, облезает уже, а окна все в пыли, хоть и видно, что периодически их все-таки моют. Но при этом недостаточно часто, это значит, что у человека либо сил не хватает, либо времени. Или даже и того, и другого — потому что живет один. Туда нам и надо.
— Соображаешь, Пинкертон, — кивнул Валерий, вспомнив образ американского сыщика из подаренной недавно сестрой книги, и вышел из машины.
— Предпочитаю быть Холмсом, — с улыбкой парировал Эдик.
Он, хлопнув дверцей, закурил, и до Камышева донесся терпкий аромат крепкого табака. Валерий почувствовал нестерпимое желание затянуться, хотел уже попросить у коллеги одну сигарету, но твердым волевым решением обещал себе завязать. Хватит, один раз он уже бросил курить, теперь вот сорвался, а здоровье не казенное, его беречь надо.
Они подошли к грязному крыльцу, поднялись по кривым скрипящим ступеням, Валерий постучал в дверь. Никто не отзывался.
— Есть кто дома? — крикнул он, затем подергал за ручку двери, и та неожиданно открылась. — Милиция! Нам бы с Галиной Ветровой поговорить!
В нос ударил аромат недавно приготовленной еды — что-то на молоке, навевающее воспоминания о детском саде и утренней вермишелевой каше. Камышев почувствовал какое-то движение у ног, перевел взгляд и увидел поджарую черную кошку, которая явно обрадовалась нежданному гостю.
— Есть кто дома? — Апшилава повторил вопрос коллеги, зайдя за ним следом в дом.
В сенях или, как тут было принято говорить, на мосту было чисто и аккуратно. Старенький холодильник, накрытый явно подаренной бабушкой плетеной салфеткой, сверху горшок с каким-то цветком. Вдоль стены ровными рядами стояли трехлитровые банки с соленьями — Галина Ветрова явно была девушкой хозяйственной. Вот только дом почему-то не запирала, хотя даже в эпоху развитого социализма люди все-таки перестраховывались, а уж в перестройку это даже стали настоятельно рекомендовать.
Валерий шагнул к двери из сеней в жилое помещение, потянул за ручку, предварительно постучав — была надежда, что подруга Федотовой все же дома. Однако ни в горнице, ни на крохотной кухне никого не было. Лишь только кошка, очевидно соскучившаяся по людям, по пятам следовала за сыщиками.
— Итак, что мы имеем, — нахмурился Камышев, оглядывая стол с остатками еды. — Судя по общему порядку в доме, Ветрову нельзя назвать неряхой. Тогда почему стол не убран?
— Может, на работу торопилась? — предположил Апшилава, гремя на кухоньке какими-то мисками и поддонами. — В кастрюле еще теплая каша, совсем недавно приготовленная. А вчера они с Федотовой, как мы знаем, допоздна сидели.