Тайна декабриста

О смеси с радиоактивными элементами бериллий служит источником нейтронов. Дошло, Вадим Николаевич, завещание по адресу! До настоящих наследников дошло — хозяев мирного атома, первопроходцев Космоса!

Вместо эпилога

— Вот теперь дело закончено, — скажет вместе с Чернобровиным читатель.

Дело закончено, а повести еще нет. Не потому, что автору шаль расставаться с героями своей, во многом не вымышленной повести, а потому, что нельзя оставить за бортом некоторые немаловажные детали. Остается досказать совсем немного.

* * *

— Что-то вы в последние дни сияете, как новый полтинник, — такими словами встретила Чернобровина Зинаида Васильевна Ковальчук.

Она сидела на постели в пестром халатике, повязки были уже сняты и их заменила белая шапочка, под которую были подобраны ее рыжевато-золотистые кудри.

— С подарком сегодня, Зинаида Васильевна!

— Можно узнать — с каким?

— Условие: в обморок не падать. Завещание найдено!

— Не может быть!!! Когда?

— Три дня назад.

— Рассказывайте же!

Чернобровин принялся подробно рассказывать историю своих мучений и успехов.

— Теперь вы сможете добавить в свою диссертацию пару интересных страниц! — заключил старший лейтенант.

— Да, это вполне в стиле Завалишина. Он бросил свое завещание в будущее, как мореплаватель бросает в бушующее море запечатанную бутылку с вестью о себе, надеясь, что она доплывет до мира живых. И она доплыла… А Николай Бестужев — какой искусник! Ведь это действительно был замечательный художник. Но что же вы молчали три дня, бессовестный!

— Прошу извинить, Зинаида Васильевна! Нужно было кое-что уточнить. Оказалось, что бериллы являются ценнейшим сырьем для атомной техники, для постройки космических кораблей. Позавчера из Читы вылетели на вертолете разведывать месторождение. Я ждал результатов.

— Нашли?

— Нашли. Ничего не тронуто, там такая глухомань…

— Потом Чернобровин полушутя сказал.

— А знаете, Зинаида Васильевна, пословицу «Нет худа без добра». Не было бы этой истории и лежало бы сокровище под спудом еще, кто знает сколько лет. И не сидели бы мы с вами сейчас рядом…

— Нет уж, оставьте! Так знаете до всего можно договориться: если бы не пробили мне голову…

Перестала смеяться и, посерьезнев, сказала тихо:

— Какой вы все-таки молодец! И какая у вас интересная, сложная и благородная работа…

И подарила взглядом, который Чернобровин не променял бы на все бериллы и изумруды в мире.

* * *

Прошло две недели. Полковник Максимов после очередного доклада Чернобровина — теперь уже капитана — вспомнил о музейном деле и, хитро прищурившись, сказал:

— Эх, Вадим Николаевич, вот вам кажется, что вы знаете все об этом деле. А ведь не все…

— Например, товарищ полковник?

— Каким образом дверь за Сухоруковым оказалась снова опечатанной?

— Верно, товарищ полковник. Сознаюсь, так и осталась для меня эта деталь загадочной. Факиры в Крутоярске не водятся, а помощника у Сухорослова не было. А вам известно, каким образом?

— Известно.

— Окажите, Ефим Антонович.

— Скажу. Только чур: разгадку за разгадку. Вы мне тоже на один вопрос ответите.

— Согласен.

— Ее запечатал снова… Кирюхин. Он мне сам признался. Увидел, что шпагат болтается, и ужаснулся. Как же: дважды в одну ночь проштрафился. Проглядел, как в музей залезли, — раз, и допустил, что печать сорванной оказалась, — два. Больше всего ответственности за последнее боялся печать, да еще милицейская. Приладил снова веревочку да еще большим пальцем прижал. А вы упустили эту деталь. А то бы новый великолепный отпечаток имели — с кирюхинского большого пальца. То-то было бы хлопот: ведь Кирюхин ни в каких картотеках не значится…

И еще интересная новость: Наставник сознался, что знает секрет завещания. Долго упирался, путал, потом видит — дело дрянь, сдался. Нашли они, действительно, там ключ к этому документу. Когда Наставник от Сухорослова узнал о содержимом папки, то приказал всю папку унести, чтобы ни одна душа не догадалась, что он именно портрет ищет. И вот предлагает самоуверенно, нагловато этак: «Могу открыть секрет. Не даром, конечно, а в обмен на смягчение моей участи. Сами не трудитесь искать, все равно не найдете!». Бизнесмен! Можете себе представить, какую физиономию он скорчил, когда генерал ответил ему: «Не надобно! Опоздали!».

Максимов ухмыльнулся, представив, вероятно, физиономию Наставника. После паузы спросил:

— А теперь вы, товарищ капитан, раскройте мне один секрет. Куда это вы все с цветами путешествуете? Подчеркиваю — вопрос неофициальный.

— Никакого секрета, Ефим Антонович. Ковальчук навещаю.

— Она еще в больнице?

— Завтра выписывается.

— Но дело-то кончено? Что же вы ее допросами донимаете? — Максимов сделал удивленное лицо, но в морщинках у рта дрожал смех.

— Мы с ней теперь на другие темы беседуем.

— Поди, все о декабристах?

— И о декабристах тоже, Ефим Антонович…

— Ну, как говорится, дай бог.

— Спасибо! — поблагодарил Чернобровин, перед которым неотступно, не тускнея, теплился ласковый взгляд больших серых глаз.