Тайна Девичьего камня

Она отдала ему свертки и пакеты, а сама положила руки в карманы тренча.

Они долго шли в молчании.

— Я хочу сюда зайти, — сказала она.

Они дошли до Пятой авеню и свернули на юг, пока не оказались прямо перед церковью Святого Фомы.

— Так красиво. Я ненадолго.

Они вошли. Он крепко прижимал свертки к груди, чтобы не уронить их, пока они рассматривали все крестовые своды и красочные оконные витражи. Когда они остановились перед настенным украшением в одном из боковых хоров, она достала из внутреннего кармана металлическую фляжку. Она увидела, что он это заметил.

— Это глинтвейн, — пояснила она, — но не обычный, а белый.

Она протянула ему фляжку, и он сделал два глотка. Спирт был сладкий и необычайно крепкий. Затем она сделала еще три глотка.

— Все, теперь мы можем уходить, — сказала она.

Вскоре они снова вышли на резкий дневной свет.

Когда они опять пошли дальше прогулочным шагом, на противоположном тротуаре Стефенсон заметил двух мужчин в пальто. Они все двигались в одном направлении.

Когда он посмотрел в следующий раз, мужчин уже не было.

Они повернули и опять пошли по Пятой авеню, теперь до 59-й улицы. Они долго ждали зеленый свет на перекрестке у гостиницы «Плаза», но в конце концов перешли дорогу и оказались среди зеленых насаждений Центрального парка. Она вновь начала напевать, и вскоре они подошли к пруду, где было по колено воды и несколько мальчишек спускали на воду деревянные лодки.

Она поднялась на склон рядом с прудом, села на корточки и принялась собирать розовые тюльпаны.

— Но, Ги Ги, — сказал Стефенсон, — здесь же нельзя собирать цветы.

— Нельзя, — отозвалась она, кашлянув, — но мне можно.

Она продолжала собирать тюльпаны, а он смотрел по сторонам, нет ли поблизости охранника.

Наконец она была готова, и они по тропинке дошли до деревьев рядом с большой развилкой. В киоске каждый купил себе горячую сосиску и чашку кофе. На аллее, ведущей в западную часть парка, они сели на скамейку под одним из белых кленов.

И тут к ним подошли двое мужчин. Стефенсон едва успел заметить, что на обоих были длинные пальто, как они сказали:

— Давай все.

Стефенсон увидел, что один из мужчин, который был повыше и с узким лицом, вынул нож.

— Отдайте им все, — велел Стефенсон, и она осторожно положила завернутые картины и коробки на гальку перед скамейкой.

— Хорошо, — сказал мужчина с ножом, — очень хорошо. А теперь ни звука.

— Конечно, — отозвался Стефенсон.

Когда второй мужчина наклонился вперед, чтобы взять свертки, Стефенсон поднял ногу и ударил его в лицо, одновременно рукавом пальто выбив у него из руки нож. Нож со звоном упал на землю.

Стефенсон выпрямился и ударил высокого мужчину прямо в подбородок так, что тот упал на землю.

Оба мужчины побежали; полы их пальто развевались по ветру.

— Посмотрите, — сказала она.

Они обнаружили, что не хватает одной из картин.

— Как жаль, — сказала она, поднимая другую картину. — Они так хорошо смотрелись вместе.

Они встали со скамейки, отряхнулись, и он заметил, что она плачет.

— Какие идиоты, — сказал он. — Они прошли за нами что-то около двадцати кварталов. Надо бы заявить об этом в полицию.

— Нет, нет, — всхлипнула она.

Он слегка похлопал ее по плечу.

— Я провожу вас домой, мисс Ги.

— Не надо.

— Нет, надо. А что, если эти двое опять станут вас преследовать?

Они немного постояли, пока она не начала успокаиваться.

— Только не полиция, — сказала она. — Только не полиция, тогда это появится во всех завтрашних газетах. Во всех газетах. Во всем мире…

Она еще немного поплакала, а потом подала знак рукой.

Они пошли прямо по огороженной лужайке и через какое-то время вернулись на Пятую авеню.

— Нам было так хорошо, — сказала она, и он быстро пробормотал что-то в ответ, оглядываясь через плечо.

— Ваши старые приемы сработали, — добавила она, когда они прошли еще несколько кварталов в восточном направлении. Она понизила голос. — Боюсь представить, скольких вы убили в войну.

Он промолчал.

— Ничего страшного, что эта картина исчезла, — продолжала она. — Она бы только пристально смотрела на меня, как все другие лица. В самом деле, ничего страшного.

Они долго молча шли до гостиницы «Ломбарди».

— Боже мой, мы все идем и идем, — она старалась поддержать разговор. — Наверное, сегодня мы прошли более шестидесяти кварталов?

— Может быть, — отозвался он, еще раз оглядываясь.

Мужчин не было видно.

Когда они приблизились к Первой авеню, он почувствовал ее руку на своей ладони.

— А вы знаете, господин Стефенсон, — сказала она, — у вас течет кровь.

Он внимательно посмотрел на пальто. На верхней части рукава виднелось большое кровавое пятно.

— Вам надо обработать рану, — порекомендовала она. — Кровотечение вредит железам.

— Железам?

— Ну, вы знаете, внутренним железам. Надо находить равновесие между железами. Если одна идет вверх, другая должна идти вниз. Инь и ян, знаете?

Он решил не отвечать. Теперь он чувствовал, что из плеча сочится кровь, а рубашка прилипла до самого локтя.

Они дошли до 52-й Восточной улицы и вскоре стояли перед домом «Кампанила» под номером 450.

— Я должна обработать ваше плечо. Это самое малое, что я могу для вас сделать.