— Эдувигес! — повелительно позвала донья Росаура.
В комнату вошла испуганная няня. Она сразу же заметила, что хозяйка сидит за столом и, возможно, уже прочла письмо. Эдувигес пыталась собраться с духом, ожидая, что сейчас донья Росаура обрушит свой гнев на нее, как, возможно, уже обрушила на плачущую Паулетту. Однако сеньора лишь приказала:
— Успокой ее, Эдувигес. Мы еще не закончили разговор, а я не могу продолжать, пока она захлебывается слезами.
Старая няня принялась успокаивать сеньориту, боязливо поглядывая на стол. Рука хозяйки лежала почти рядом с запиской, и донья Росаура нервно постукивала пальцами по тому самому листку, под которым она таилась. Сеньора Монтеро поднялась, и лист бумаги, скрывавший письмо Педро Луиса, легко соскользнул и мягко упал на пол. Эдувигес в страхе замерла, ожидая самого худшего.
— Эдувигес, что вы там копаетесь? Успокойте же сеньориту! — судя по всему, донья Росаура не заметила записки, хотя теперь та лежала совсем на виду. У Эдувигес сердце ушло в пятки, она боялась пошевелиться, будто и не слышала слов хозяйки.
— Ну что ты, Эдувигес, что с тобой?
— Да-да, сеньора... я сейчас.
Не помня себя от страха, няня налила в стакан воды и принялась просить выпить ее заливающуюся слезами Паулетту.
Когда девушка, наконец, немного успокоилась, донья Росаура повелительным жестом указала Эдувигес на дверь. Та покорно вышла.
— Мы с отцом подыщем хороший приют, но подальше отсюда, — рассуждала донья Росаура. — Ты не должна знать, где находится твой ребенок. Ты вообще должна о нем забыть. Так будет лучше и тебе, и всем нам.
Паулетта подняла глаза на мать и с ужасом обнаружила, что письмо Педро Луиса лежит совсем на виду, на глазах у матери, но та его не замечает. Она сразу же представила, что будет, если мать обнаружит это письмо. Но донья Росаура как ни в чем не бывало продолжала:
— В приюте девочка будет обеспечена всем, что ей необходимо. Так что можешь не беспокоиться, она будет под присмотром. Но ты ни под каким предлогом не должна искать с нею встреч. Ты хорошо поняла меня?
— Мама, не делай этого! Это же моя дочь, мой ребенок! — Паулетта изо всех сил старалась не смотреть на записку, она даже, собрав все свое мужество, встала и перешла в другой угол комнаты, чтобы мать была вынуждена повернуться к столу спиной.
— Ты все еще настаиваешь на своем? — грозно спросила мать. — Хочешь, чтобы ребенок остался здесь?
— Мама, если будешь так говорить, я уйду из дома вместе с Розитой. Обещаю, — неожиданно для самой себя выкрикнула Паулетта.
— Что?!! — такого оборота событий донья Росаура не ожидала.— Бесстыдница, ты хочешь, чтобы все вокруг узнали, каковы нынче нравы в доме Монтеро де ла Рива? Ты хочешь, чтобы все тыкали в нас с отцом пальцами и говорили, что мы выжили из дома собственную дочь? Не бывать этому! Ты будешь по-прежнему заперта в комнате, а мы с отцом уж сами разберемся, что следует делать Дальше. — Донья Росаура обернулась к столу: — Я только что положила сюда свои очки, где они? — Она сильно нервничала, все валилось у нее из рук. Рассеянно взглянув на стол, она заметила какую-то бумажку.
В этот миг маленькая Роза, разбуженная криками Доньи Росауры, проснулась и разразилась плачем. Эдувигес, которая, стоя за дверью, слышала весь разговор, вбежала в комнату и, взяв малютку на руки, специально положила ее прямо на стол, чтобы скрыть таким образом записку.
— Сейчас я успокою ее, сеньора, — торопливо проговорила она.
— Унесите ее отсюда, — досадливо поморщилась донья Росаура.
— Да, конечно, сеньора, — Эдувигес подняла девочку, прихватив рукой и злополучное письмо.
— Здесь, кажется, какая-то бумажка? — сказала донья Росаура.
— Это моя бумажка, сеньора, — нашлась Эдувигес. — Я записывала, что нужно купить для малышки: пеленки, питание, игрушки.
— Идите, Эдувигес, — донья Росаура устало махнула ей рукой.
У доброй старушки отлегло от сердца. Когда няня покинула комнату, донья Росаура обнаружила свои очки и теперь внимательно рассматривала дочь пронзительным взглядом.
— Еще месяц-другой ты можешь нянчиться со своим младенцем, а потом я не замедлю сдать его в приют.
— Но, мама, это невозможно...
— Не прекословь мне. Это наше с отцом окончательное решение.
Сеньор Монтеро де ла Рива сидел в ресторане «Александрия» и ожидал появления бывшей секретарши Армандо Маркоса. За столиком в углу зала сидели его люди, готовые в любой момент отреагировать на неожиданную ситуацию. Наконец, опоздав лишь на две-три минуты, к столику дона Карлоса подошла элегантная женщина за тридцать, строго и со вкусом одетая, с дорогой сумочкой из крокодиловой кожи. Он была настроена по-деловому, лицо сосредоточенно, в движениях не было ни суетливости, ни излишних эмоций. Подойдя к столику, она представилась:
— Хуана Мария Ортегас. Извините, я немного опоздала, но, надеюсь, вы на меня не рассердились.
Дон Карлос встал и поклонился.
— Ну что вы, сеньорита Ортегас, на женщин за это не принято обижаться. Кроме того, я располагаю некоторым временем.