Тайна для библиотекаря

— На бумаге — так оно и есть. Однако ж не одна сотня жидов на Москве живет, хоть и запрещено.

— И что же, выходит, живёт такой бедняга без паспорта?

— Зачем без паспорта? С паспортом, только паспорт-то у него припрятан. Не на виду, значит. Вы же знаете наши законы…

— Да, как у нас говорят: «В России свирепость законов умеряется их повсеместным неисполнением».

Ростовцев хмыкнул и удивлённо глянул на меня.

— Отменно сказано, Никита Витальич, остро! Надо бы запомнить.

«…Ну вот, снова я влез грязными сапожищами в историю отечественной литературы, будто мало убиенного Булгарина! Однако, слово не воробей — теперь этот афоризм не припишут Салтыкову-Щедрину, который, к слову сказать, ещё даже и не родился. К тому моменту, когда будущий великий сатирик возьмётся за перо, новая крылатая фраза успеет обойти все московские и петербургские гостиные, не считая уездного города Миргорода…»

— Именно это я и имел в виду. — продолжил меж тем Ростовцев. — Закон что дышло… ну, вы сами только что всё очень точно описали. Конечно, в Москве жидов, конечно, не в пример меньше, чем в Минске или том же Вильно, но они всё же есть. Говорят, в районе Глебовского подворья у них даже молельный дом имеется.

О политкорректности поручику слышать явно не приходилось, подумал я. Впрочем, пока здесь слово «жид» не носит выраженной уничижительной или бранной окраски, как это будет лет примерно через пятьдесят…

— Молельный дом? Синагога? А полиция разве не препятствует?

— Делают вид, что не знают о её существовании. Полагаю, кого-то крепко подмаслили, чтобы обеспечить такую близорукость.

Я усмехнулся и покачал головой. Да, есть вещи вечные, неизменные. Как Баальбекская терраса.

— Что ж, это любопытно. В таком случае, имеет смысл найти кого-нибудь из тамошних старожилов — разумеется, иудейского происхождения. Я слышал, много евреев предпочли остаться в Москве и теперь сотрудничают с французами? Вот и поищем подходящего. В жизни не поверю, что они не обшарили подземелья своего «гетто». Этот народ привык за долгие века к гонениям и погромам — и наверняка в первую очередь озаботились поисками каких-нибудь потаённых укрывищ на случай очередного погрома или гонений со стороны властей. А раз так — то они вполне могли натолкнуться на то, о чём говорил наш новый друг.

— Так я могу продолжать? — кротко осведомился д'Эрваль. Мы с поручиком говорили по-русски, и француз старательно прислушивался к каждой реплике.

— Я весь внимание, лейтенант. И мой друг, надеюсь, тоже.

Я кивнул. Послушаем, отчего ж нет? Конечно, рассказ лейтенанта, от которого на версту разит приключенческими романами, никак не приближает меня к цели — познакомиться с теми, кто втравил меня (всех попаданцев, если уж на то пошло) в эту таинственную «историю с хронофизикой». Но, увы, никаких зацепок здесь пока не наблюдается, и за что браться в предстоящем расследовании — непонятно. А раз так, то почему бы не попробовать раскрыть подвернувшуюся тайну? Тем более, что Ростовцев уже роет землю копытом от сладостного предвкушения — ему-то хорошо, его не коробит от нарочитости происходящего.

А с другой стороны — сидит, сидит где-то глубоко червячок и точит, и скребётся: «всё, что случилось за эти полтора месяца не то, что надумано или там необычно — невозможно, исходя из житейского опыта, построенного на здоровом цинизме обитателя двадцать первого века. А, следовательно, и применять привычные критерии оценки попросту глупо…» Вот и интуиция прямо-таки воет, вторя упомянутому червячку: «не случайно, ох, не случайно подвернулась этот сугубо кинематографический сюжетец с кладом катаров, библиотекой Ивана Грозного и потомком крестоносцев, явившимся из своей любимой Гаскони ради исполнения древней семейной клятвы аж в дикую Московию…»

Ну что ж, попробуем прислушаться к «внутренним» советчикам. А что остаётся? Конечно, хочется поскорее найти неведомых «хроноэкспериментаторов», взять их за кадык и ласково так спросить: «Доколе?..» На деле же проблема есть сплошной тёмный лес без тропок, примет и даже пресловутой избушки на курьих ножках — и остаётся надеяться на случайности и совпадения, которых, как известно, на свете не бывает.

Француз тем временем начал рассказ. И здесь, как выяснилось, тоже не обошлось без совпадений: и учёный-математик раскопал сведения о подозрительном копошении в районе Глебовского подворья, и сам д'Эрваль, пробираясь через горящий город, воспользовался услугами еврея-проводника, какового и развёл на откровения о некоем подземном убежище, где скрывались его родичи и добро. И лейтенант, не отягощённый присущим моим современникам скепсисом, принял разумное решение: не имея возможности заняться расследованием самостоятельно (наутро ему назначено было направляться в Богородск), он отыскал сержанта Бургоня и попросил его отыскать чересчур осведомлённого проводника. А отыскав — подержать за крепкими запорами до возвращения самого д'Эрваля в город, на предмет вдумчивого и неторопливого допроса.