Тайна долгожителя Жанны Кальман

Итак, Ленин выглядел старо даже по понятиям начала ХХ века. И к нему применим термин «пожилой». А наша рекордсменка продолжительности жизни, из того же эволюционного отрезка времени, выглядела моложе, как утверждают авторы её исследования.

Когда наша героиня Жанна Кальман умирает в 1997 году, её быстро хоронят и даже не берут биологический материал, хотя бы локон волос. Мозг Ленина, наоборот, начинают изучать, для чего вызывают немецкого нейроморфолога. Человека, который не пожил чуть больше 40 % от её жизни, изучают, а человека, прожившего, заметьте рекордные 122 года и 164 дня, что есть абсолютный рекорд, быстро захоронили. Заметьте, мозг Ленина разрушен тяжелой и длительной болезнью, а мозг Кальман целехонек и нет даже деменции, но его быстро кладут в могилу.

И никто не ставит вопрос – а почему же так? Она же достояние Франции? Это же бабушка всех французов? Или это тот клад, который лучше закопать поглубже? Не похоже что-то на расчетливых французов, получивших бриллиант долголетия в свои руки.

Кто из ведущих геронтологов получил известие о смерти, похоронах и важности сохранения ДНК чемпиона среди чемпионов? Никто.

Кто из ведущих патологоанатомов, патоморфологов был привлечен к вскрытию тела? Правильно, никто. Не говоря уже про генетиков, антропологов, гистологов! Но у нас же уникальный случай, про который потом автор рекорда будет долго и часто рассказывать всему свету.

Может быть, прямые родственники были против или есть документ, где она запрещает такое изучение? Нет, прямых родственников нет, документ такой тоже мне не известен.

И если жизнь Ленина известна чуть не по дням, а последние годы и поминутно, то наша героиня стала известна лишь после 110 лет и то благодаря её заявлению, что она видела Ван Гога. Но в газетах об этом факте никогда ничего не писали. В течении 110 лет такой информации не было. И начали писать только после. И ни у кого, даже у журналистов, которые должны были ухватиться и раскрутить на весь мира такой факт о её знакомстве с Ван Гогом еще в начале ХХ века, это не вызвало вопросов.

А ведь Жанна должна была держать за зубами свой секрет сто лет. Даже в России срок секретности документов 75 лет, а после этого документы открываются. А молчащая женщина ни у кого не вызывает вопросов? Или исторически-культурные особенности французских женщин предполагают такое молчание?

Вот так, живёт-живёт человек в мире, где все ищут фонтан молодости и средство Макрополуса, и выглядит она много моложе, а никто, просто никто, согласно французскому стереотипу, в котором нас также хотят убедить авторы рекорда, не обращает на это внимание. Не только соседские дамы, которые должны были бы разорвать её мозг вопросами, и они раструбят не только что было, но и чего не было, но и геронтологи, которые появились явно не вчера.

Все это и позволило мне выдвинуть гипотезу, что перед нами, уважаемый читатель, не рекорд, а феномен, который описан еще в бессмертных «Мертвых душах» пером великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя. Таким образом, у французского рекорда есть русская история в прямом и переносном смысле.

Старость – это болезнь?

Старение – это то, что с вами начинает происходить сразу после того, как вы появились на свет. Если же вы живете только мыслью о своем старении, то вы просто существуете. Это точно не жизнь.

Это увлекательное повествование о рекорде продолжительности жизни требует некоторых научных отклонений, без которых картина становится неясной и нечеткой, как бы размытой. И если нам нужно понять мозаику, которую нам кто-то нарисовал, то нам нужно отодвинуться от этого панно. Кроме того, не понятно, почему же русские геронтологи так жестко «взяли за глотку» французских ученых. А они вместо того, чтобы начать просто отвечать на вопросы, продолжают «валять Ваньку». Не знаю, есть ли в французском языке аналог данного выражения, но предполагаю, что должен быть.

Старение и, как следствие его, старость есть следствие механизмов нормальной жизнедеятельность организма. И в этом сложность самих механизмов старения, так как они вмонтированы в механизмы нормального жизнеобеспечения. Точка перехода от физиологических процессов к формированию патологии старости также неизвестна – она размыта во множестве механизмов. Хотя старение нашего организма создавала не инженерная мысль, а сама природа, но тут возможно представление формирования старения и её болезней именно как концепции «крайне жесткой конструкции».

Именно болезни старости вводят в заблуждение обычных людей, не имеющих представлений о медицинской науке, о том, как она формировалась в истории, и позволяет им сделать некий вывод, основанный лишь на чувствах и эмоциональном восприятии – «старость есть болезнь». Но это не так, и даже, если назвать что-то сложное простым, от этого оно не станет проще. Тогда уж проще сказать, что сама жизнь есть болезнь! Это уже некие бесплодные рассуждения. Но почему бы и нет? Раз все всё о старении знают.