Тайна дома Морелли

– В комнате был мужчина, Алан, – произнес Джим, он остановился посреди спальни, сложив на груди руки. – Стоило ему нас увидеть, как дверь захлопнулась перед нашим носом. Это не бред, не коллективная галлюцинация – или как вы, врачи, такое называете. Этот парень стоял перед Мэри Энн и улыбался.

– Где моя дочь?

– Не беспокойся, Мэри: она с Амелией в гостиной, – отозвался Алан.

– Я нормально себя чувствую, – сказала она, приподнимаясь. – И хочу ее увидеть. А еще мне нужно принять душ и одеться. Но главное, я должна знать, что с девочкой все хорошо.

– Я тебе помогу, – сказала Карлота.

Джим силился привести свои мысли в порядок. Вокруг сестер хлопотал Алан, все еще крайне взволнованный и испуганный. Мэри Энн по-прежнему горько плакала: ей было жаль себя. Было очевидно, что сознательно она не участвовала в этой загадочной встрече и теперь чувствовала себя беспомощной, не способной противостоять тому, чего не понимала ни она сама, ни кто-либо другой.

Чуть позже, в гостиной, сцена по-прежнему выглядела странно: Алан ни на шаг не отходил от Мэри Энн, Карлота нервно барабанила ногтями по столу, а Роберт, запрокинув голову, прижимал к носу платок, который дала ему Амелия.

– Надеюсь, таблетки ей больше не понадобятся, – вздохнула Амелия. – Какое счастье, что Алан с нами. Сестра в самом деле чувствует себя лучше. Каждый раз, когда она встречает это существо, у нее случается приступ паники. Сейчас ей подобного не вынести.

– Долго же они разговаривают… – заметил Джим.

– Иногда простая беседа помогает лучше всяких таблеток, Джим, – отозвался Роберт, низким голосом напомнив популярного телеведущего.

– Мистер Аллен, – Элизабет посмотрела Джиму в глаза. – Я хотела вам показать библиотеку отца. Пойдемте?

Джим улыбнулся.

– Разумеется, мисс, с превеликим удовольствием.

Они пересекли первый этаж и вошли в просторную комнату, уставленную стеллажами с книгами. Джим украдкой наблюдал за девушкой. Разумеется, она позвала его вовсе не за тем, чтобы показывать эти в самом деле бесценные книги. Перед ним была одна из частных коллекций, которая в другой момент поглотила бы его с головой на долгие часы. Но только не после того, что произошло, и не рядом с этой девушкой.

– Мне жаль, что я тебе соврала, – прошептала Элизабет. – Но тетушки никогда бы не отпустили меня с тобой познакомиться. С тех пор как умерла сестра, они носятся со мной как с хрустальной вазой. Мне сложно куда-нибудь вырваться одной.

Лицо девушки, освещенное тусклым светом люстры, выглядело до крайности опечаленным, она явно раскаивалась из-за этой досадной оплошности, которая для Джима не имела ровным счетом никакого значения.

– Тебе не стоит ни в чем себя винить, Элизабет. Я все понимаю, мне тоже когда-то было шестнадцать. Я лишь немного растерялся, но в твоем поступке нет ничего предосудительного.

Элизабет подошла ближе. В этот миг Джима осенило: он объехал весь мир, но лишь здесь, в этом затерянном в глуши городишке, обнаружил наконец истинное воплощение своей Катрины: Катрина в джинсах и розовой майке, Катрина с чудесными каштановыми волосами, отливающими золотом. А эти изумрудные глаза! Он вспомнил зловещий силуэт рядом с ее матерью, и у него перехватило дыхание.

– У меня кое-что есть для тебя, – прошептала она и бережно взяла его за руку. – Прошлой весной мы нашли на чердаке письмо. Мы с Пенни часто там играли. Тетушки о нем не знают, и мне бы не хотелось, чтобы они его видели.

– А почему ты решила показать это письмо мне? – спросил он, рассматривая листок пожелтевшей бумаги.

Она опустила глаза и пожала плечами.

– Сама не знаю. А разве с тобой такого не случалось: вроде бы должен что-то сделать, а зачем – непонятно? Мне кажется, тебе надо его прочитать. Быть может, ты единственный, кто поймет значение всех этих слов.

Джиму страстно хотелось обнять ее, защитить, но он сдержался. Элизабет почти касалась его плеча. Она не догадывалась о сильнейшем впечатлении, которое производило на него все, что было с ней связано.

«Глупенькая Катрина, – подумал он, – если бы ты знала, какой властью надо мной обладают твоя красота и печаль».

– Твое доверие – большая честь для меня, – в конце концов проговорил он. Все его чувства были поглощены юным очарованием Элизабет. Он сунул листок в карман и тыльной стороной руки прикоснулся к ее щеке. – Я прочитаю письмо сегодня же вечером и скажу, что о нем думаю.

Сдержанная обстановка библиотеки и скупой желтоватый свет, падавший девушке на лицо, делали ее похожей на призрака.

– Если хочешь знать, я не боюсь этого человека, – призналась Элизабет. Она оперлась о массивный деревянный стол, на котором также лежали книги, и вздохнула. – Он не желает нам зла. Но иногда меня пугает то, что я чувствую.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне кажется, он на кого-то очень злится. Вчера вечером я многое от тебя скрыла. Вдруг ты решишь, что я чокнутая, а мне не хотелось производить на тебя плохое впечатление. Но, после того что случилось сегодня у нас дома, тебя, надеюсь, не испугает, если я кое в чем признаюсь.