Тайна дома Морелли

– Честно говоря, – откликнулся Джим, – я и сам почему-то подумал, что ты от меня что-то скрываешь.

Девушка прикусила губу и попыталась осознать все то, что в этот момент проносилось у нее в памяти. Затем с достоинством вскинула голову, и в ее красивых, все еще детских глазах вспыхнул недобрый огонек, плохо сочетавшийся с нежным обликом.

– Мама испугана. Она считает, что этот человек охотится за ее дочерьми. Она винит его в смерти Пенни, потому что несколько раз видела его возле кроватки, когда Пенни спала. Я никогда не относилась к этому всерьез и постаралась не выглядеть испуганной, когда на похоронах мать сказала, чтобы я держалась от него подальше. Я думала, что эти истории со временем забудутся, пока сама его не увидела. И это был не единственный раз.

– Ты рассуждаешь как взрослый человек. Мне бы хотелось, чтобы ты была со мной откровенна, Элизабет.

Панцирь, который до поры до времени скрывал ее чувства, стремительно таял. Губы ее задрожали.

– Я знаю: случится что-то плохое. Я знала про это, когда умирала сестра. И еще раньше – в тот день, когда увидела этого человека в саду над лилиями. Он зол, очень зол. Понятия не имею, на кого он злится. У него внутри лютая ненависть, Джим. И все же я уверена: причина этой ненависти – не мы. Сестра умерла от лейкемии, и он знал, что она умрет, когда увидел ее в кроватке. Поэтому он являлся, следил за ней. Уверена, что после ее смерти, после того как ее закопали на кладбище, это существо нарочно поджидало меня в саду.

– Оно с тобой разговаривало?

Повисла напряженная пауза.

– Элизабет, он пытался с тобой заговорить? Он сказал тебе что-нибудь?

Джим пытался разобрать выражение ее лица, но видел только щеки, покрасневшие от переполнявших ее чувств. Он сделал шаг, взял Элизабет за руку и крепко сжал, словно желая чувствовать ее еще ближе.

– Пенни его любила… Она рассказывала про этого человека, когда еще никто не знал, что нас ждет, даже мама. Она напевала песенку, когда качалась в саду на качелях. Как-то раз она призналась, что этой песенке ее научил грустный человек и, когда она ее пела, ему было приятно. Он выглядел чуточку более счастливым, и Пенни это нравилось. Она всегда говорила, что этого человека прислал папа, чтобы он за нами присматривал. Но она ошибалась. Он был здесь еще до нас…

– Ты мне так и не сказала, удалось ли тебе с ним пообщаться, – напомнил Джим.

Элизабет вздохнула и машинально коснулась его пальцев.

– Я видела, как он плачет, – ответила она. – А потом все как-то спуталось. Я думала, что сплю и вижу сон, но он действительно стоял у окна. Он горько рыдал и что-то бормотал. Тихо, едва слышно. А потом внезапно умолк, и лицо исказила ненависть. «Их боль за мою боль», – вот и все, что он сказал. И исчез.

13

Услышав на другом конце телефонной линии дрожащий голос шерифа Ларка, Алан сразу понял: что-то произошло. И, скорее всего, произошло что-то скверное. Старик был так встревожен, что потерял обычную уверенность в себе. Он не стал объяснять, почему доктор Фостер понадобился ему так срочно. Все знали, что Ларк – человек непростой. Так было с тех пор, как он овдовел. Вечно чем-нибудь раздражен. Хотя Алан понимал, что раздражение – всего лишь маска, за которой шериф пытается скрыть печаль или одиночество. Он давно уже заметил это свойство в людях ранимых, хрупких. Особенно если они потеряли друзей или близких. Спасаясь от одиночества, Ларк с головой уходил в работу. Вначале ему помогал Томми Нортон, парень из большого города, решительный, влюбленный в свое дело, к тому же приятный в общении. Затем появилась Элен Дункан, женщина внушительных габаритов, отважная и мужественная, как сержант кавалерии. Родственников в Пойнт-Спирите у Элен не было, и она проводила в участке много часов, что саму ее нисколько не волновало. Ее умений и сноровки хватало, чтобы сработаться с неуживчивым шерифом. Кое-кто в шутку поговаривал, что ей даже передались ужимки Ларка: его манера посматривать искоса, склонность к крепкому словцу, когда что-то его не устраивало. Но, несмотря на все, жители Пойнт-Спирита симпатизировали Ларку и вот уже много лет чувствовали себя в безопасности. Все знали старого шерифа, все его уважали. Ему прощали его едкий и временами склочный характер, охотно его терпели и даже по-своему любили.

– Тут такое дело, доктор Фостер, – заговорил шериф, едва Алан прижал к уху трубку, – у нас проблемы, и было бы здорово, если бы вы приехали. Срочно приезжайте, слышите? Дело важное.

Алан уселся за руль автомобиля. Несколько секунд он рассматривал дом Мэри Энн, уютные окошки, белые занавески с незамысловатым узором, фасад из красного кирпича и маленькие оконца с окантовкой в виде арок.

– Так что там случилось, Ларк?

Комиссар помолчал. Затем откашлялся и произнес:

– Лучше бы вы подъехали. Терпеть не могу мобильные телефоны. Эти их антенны посреди пшеничных полей излучают всякую дрянь, вы что, не знали? Лично я уверен в этом.

– Вас понял. Сейчас буду.