Тайна дома Морелли

Дорогая Джорджина!

Вероятно, это последнее письмо, которое я отправлю тебе перед отъездом, милая моя кузина. Ситуация весьма осложнилась с тех пор, как скончался свекор. После его ухода мой супруг погрузился в глубочайшую меланхолию, и, несмотря на то что сейчас он постепенно приходит в себя, я за него очень переживаю.

Видит Бог, ничто не держит нас в этом месте. Люсьен не желает продолжать дело своего отца, да и никогда не желал. Нам с тобой отлично известно, что ради любви к отцу он принес в жертву мечты и страсть к музыке. И сейчас, когда отца не стало, ничего не привязывает моего супруга к здешней жизни. Ему не терпится вернуться в Париж, возобновить работу… Однако люди этого не понимают. Мне приходится опускать глаза всякий раз, когда мы гуляем по улицам Пойнт-Спирита, и, признаюсь тебе откровенно, я боюсь за себя, за Люсьена, за дитя, которое ношу во чреве. Возможно, все это лишь пустые тревоги, порожденные ситуацией, в которой все мы оказались. Но так или иначе весь город восстал против торговцев древесиной и промышленников. Людей пугает, что лесопилку продадут и они останутся без работы.

В следующий раз напишу тебе уже из Парижа. Моей перепиской занимается одна из служанок, которой я полностью доверяю. Ты не поверишь, Джорджина: я даже здешней почтой стараюсь не пользоваться. Иногда мне кажется, что все мы заперты в клетке, откуда нам не позволят выбраться.

В голову все время лезут печальные и тревожные мысли. А может, я просто хандрю.

Скучаю по тебе, моя дорогая кузина, и всем сердцем надеюсь, что разлука будет недолгой и очень скоро мы снова будем вместе.

С любовью и благодарностью,

Беатрис Мори

Он неподвижно рассматривал пожелтевший листок, затем сложил его и сунул в наружный карман куртки. Это письмо являлось неоспоримым доказательством того, что некогда в доме сестер Морелли в самом деле проживало семейство Мори. Что, если в доме все это время присутствовало нечто, не желавшее его покидать и годами жившее бок о бок с сестрами? Он не знал, что именно тяготило этих людей. Не знал даже толком, кем были эти люди. Вероятно, речь шла о той самой семье, а раз так, он выбрал верный путь, выясняя судьбу лесопилки. Сто лет назад дом принадлежал Тобиасу Мори и его семье, от которой не осталось и тени после смерти патриарха. У Джима снова возникло предчувствие, что от него ускользает что-то очень важное. Люди так просто не исчезают, тем более во времена не столь отдаленные. Возможно, семья Люсьена Мори уехала и обустроилась в Париже. Но раз так, почему Ларри и другие его помощники в Сан-Франциско ничего про них не нашли? А может, они изменили имена? Проще говоря, спрятались?

Внезапно Джим вспомнил слова деда, которые слышал в далеком детстве: «Ива – символ тоски и разбитого сердца».

«Если присмотреться, в каждом из этих садов есть хотя бы одна ива, – подумал он. – Тоска безмолвия, горькие слезы разбитого сердца… А может, эти ивы росли здесь всегда и ничего такого не означают?..»

16

Роберт отметил, как дрожала чашка чая всякий раз, когда Кэтрин брала ее в руки, чтобы сделать глоток. Пожилая женщина явно нервничала, хотя, встречаясь с ним глазами, по привычке принимала загадочный вид, за которым, быть сможет, прятала страх. Пастор не понимал, что выражает ее усталое, измученное лицо. Для этого нужно было разгадать значение каждой морщинки, внимательно изучить взгляд, отмеченный недоверием и сомнением.