На следующий день после этой странной встречи было холодно и шел дождь, и Льюис не выходил из дома. Джонатан ушел к миссис Циммерманн готовить сливовое бренди, так что Льюис остался один. Он решил изучить задние комнаты на третьем этаже. Их почти не использовали, и Джонатан даже отрезал их от отопления, чтобы не переплачивать. Но Льюису там попадались интересные находки, например, коробки с шахматными фигурами, фарфоровые дверные ручки и серванты, в которые он мог залезть целиком.
Льюис шел по продуваемому сквозняками коридору, открывая и закрывая за собой двери. Ни одна комната сегодня не пробуждала в нем исследовательского интереса. Секундочку… Ну конечно! Комната с фисгармонией. Можно пойти поиграть на ней. Должно быть весело.
В одной из пыльных заброшенных комнат на третьем этаже стояла старая фисгармония. Она, среди немногих вещей, оставалась здесь еще со времен покойного Айзека Изарда. Конечно, внизу тоже была одна фисгармония, и хорошая, но она сама воспроизводила мелодии и не давала Льюису играть то, что он хочет. Эта же, наверху, издавала хриплые звуки, а зимой и вовсе только шептала. Но если посильнее жать на педали, можно было заставить ее играть как следует.
Льюис открыл дверь.
Фисгармония отсюда была похожа на громоздкую тень у стены. Льюис нашел выключатель и зажег свет. Смахнул пыль со стула и присел. Что бы сыграть? «Китайские палочки» или, может, «Из вигвама»? Репертуар у него был не очень богатый. Льюис нажал на старую педаль и услышал, как из нутра механизма вырываются шипящие звуки. Он потрогал клавиши, но ответом ему был резкий кашель больного туберкулезом. Ну вот.
Он откинулся на стуле и принялся думать. Над клавишами располагался ряд органных регистров с пометками на подобие
Льюис сидел и растерянно смотрел на деревяшку перед собой. Сначала он расстроился, что сломал инструмент, но зато теперь можно было рассмотреть регистр. Тот его конец, который вставлялся в фисгармонию, был тупой, гладкий и черный. Не было никаких признаков того, что его использовали хоть раз.
«Какое странное приспособление, – подумал Льюис. – Интересно, они все одинаковые? Посмотрим». Он потянул за другой регистр.
Мальчик засмеялся. Он покатал черные трубки туда-сюда по клавишам, а потом задумался. Однажды он читал рассказ про машину, у которой была ложная приборная доска, а под ней скрывался тайник, куда можно было что-нибудь прятать. А что, если эта фисгармония…?
Он поднялся и пошел вниз. Льюис направлялся к подвалу, где хранились инструменты Джонатана. Открыв ящик, мальчик достал оттуда отвертку, молоток и ржавый нож для масла, которым дядя открывал то, что не открывалось по-хорошему. Затем Льюис поспешил наверх.
Он снова сидел перед фисгармонией, внимательно глядя на длинную деревянную панель. Семь круглых черных отверстий смотрели на него в ответ. Панель держалась на четырех болтах, которые легко откручивались. Схватившись за два отверстия, Льюис потянул на себя, но панель застряла. Подумав еще чуть-чуть, он взял в руки нож для масла и просунул в щель. Раздался скрип. Поднялось облачко пыли, и у Льюиса защекотало в носу. Он продвинул нож вправо и надавил еще раз. Что-то снова скрипнуло, и панель отскочила прямо на клавиши. О, вот теперь-то он разглядит, что есть что.
Льюис наклонился и приблизил лицо к образовавшейся дыре. Судя по запаху, внутри скопилось много пыли, но рассмотреть ничего не получалось. Черт, ну как же можно было забыть про фонарик? Льюис просунул руку и попытался пощупать внутренности фисгармонии. Рука ушла вглубь инструмента до самой подмышки. Льюис что-то схватил. Что это? Бумага? Он услышал сухой хруст. Может быть, там были деньги. Схватив какой-то сверток, Льюис вытащил его наружу. И сразу упал духом. Ему попалась обычная стопка старой бумаги.
Льюис сидел в комнате и с отвращением смотрел на добычу. Так вот оно какое, таинственное сокровище замка Изарда! Вот тебе и сокровище! Может, на этих листах есть что-то интересное? Какие-нибудь таинственные формулы… Льюис просмотрел бумаги. Х-м-м. Хм… Пролистал еще несколько страниц. Свет в комнате был тусклый, а медно-красные чернила, которыми писал Айзек Изард, почти слились по цвету с бумагой. Льюис решил, что надписи принадлежали именно старому хозяину дома, ведь на одной из страниц красовалась надпись: