Тайна Достоевского

9) «Перед смертью» Достоевский никак не мог работать «над вторым томом романа “Братья Карамазовы”». Закончив 8 ноября 1880 г. (за два с половиной месяца до кончины) «Эпилог» к первому тому и отправив его в редакцию «Русского вестника», писатель буквально через несколько дней начал работу над материалами к возобновляемому им «Дневнику писателя». «Издавать “Дневник писателя”, – пишет-вспоминает жена, – Фёдор Михайлович предполагал в течение двух лет, а затем мечтал написать вторую часть “Братьев Карамазовых”…»[11] Буквально перед смертью, за день, 27 января 1881 г., писатель, уже больной, ещё вносит правку в корректуру январского номера «ДП», который выйдет из печати в день похорон Достоевского – 31 января[12].

Ну, вот, кое-как одолели этот диковинный абзац – двигаемся дальше.

Седьмой обман:«Через год, в 1881 г., незадолго до смерти Александра II, Достоевский умер…»

Точкой отсчёта для этого заявления служит в «лекции» речь Достоевского на Пушкинских торжествах в Москве (8 июня 1880 г.), а смерть писателя наступила 28 января 1881 г. – через 6 месяцев и 20 дней, что, как не трудно понять, всё же ближе к временному слову-определению «полгода».

Восьмой обман:«Повесть эта … написана в 1840 г.»

Сказано о «Двойнике», но повесть эта написана в 1845 г. и опубликована в февральском номере журнала «Отечественные записки» за 1846 г.

Девятый обман:«В его мире нет погоды, поэтому как люди одеты, не имеет особого значения».

А это уж совсем смешно! Откроем Достоевского: «Ночь была ужасная, ноябрьская, – мокрая, туманная, дождливая, снежливая, чреватая флюсами, насморками, лихорадками, жабами, горячками всех возможных родов и сортов – одним словом, всеми дарами петербургского ноября. Ветер выл в опустелых улицах, вздымая выше колец чёрную воду Фонтанки и задорно потрогивая тощие фонари набережной, которые в свою очередь вторили его завываниям тоненьким, пронзительным скрипом, что составляло бесконечный, пискливый, дребезжащий концерт, весьма знакомый каждому петербургскому жителю. Шёл дождь и снег разом. Прорываемые ветром струи дождевой воды прыскали чуть-чуть не горизонтально, словно из пожарной трубы, и кололи и секли лицо несчастного господина Голядкина, как тысячи булавок и шпилек…» («Двойник»);

«В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки … На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, – всё это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши…» («Преступление и наказание»);

«Была чудная ночь, такая ночь, которая разве только и может быть тогда, когда мы молоды, любезный читатель. Небо было такое звёздное, такое светлое небо, что, взглянув на него, невольно нужно было спросить себя: неужели же могут жить под таким небом разные сердитые и капризные люди?..» («Белые ночи») И т. д., и т. п., и пр.

Видимо – могут! И такие капризные, что не замечают очевидного: какую громадную смысловую роль играет погода в текстах Достоевского не только в плане одежды людей, но и их внутреннего состояния.

Десятый обман:«Описав однажды наружность героя, он по старинке уже не возвращается к его внешнему облику. Так не поступает большой художник…»

Возьмём для примера хотя бы «Преступление и наказание». В 3-й части дан портрет Свидригайлова: «Это был человек лет пятидесяти, росту повыше среднего, дородный, с широкими и крутыми плечами, что придавало ему несколько сутуловатый вид. Был он щегольски и комфортно одет и смотрел осанистым барином. В руках его была красивая трость, которою он постукивал, с каждым шагом, по тротуару, а руки были в свежих перчатках. Широкое, скулистое лицо его было довольно приятно, и цвет лица был свежий, не петербургский. Волосы его, очень ещё густые, были совсем белокурые и чуть-чуть разве с проседью, а широкая, густая борода, спускавшаяся лопатой, была ещё светлее головных волос. Глаза его были голубые и смотрели холодно-пристально и вдумчиво; губы алые. Вообще это был отлично сохранившийся человек и казавшийся гораздо моложе своих лет…»