Но сегодня ей нужно было ненадолго покинуть это место. А потом вернуться. Такое уж было задание — хочешь не хочешь, а выполняй. А почему бы и не выполнить?
Никакого внутреннего протеста она не испытывала. Ей было спокойно.
Только нужно надеть плащ. Солнце солнцем, — а вдруг дождь? Был ведь дождь. Здесь, на базе, погода переменчивая. Или это по телевизору был дождь? Хороший фильм, ковбои, индейцы… Ах, да — плащ…
Она согнула газету и ссыпала крошки в стакан с недопитым чаем. Может быть, теперь эта женщина догадается его вымыть. Бормочет по ночам…
Плащ…
Положив газету на тумбочку, она неторопливо приблизилась к вешалке. Да, плащ будет совсем не лишним, здесь погода то и дело меняется. Была жара, а потом индейцы…
Она сняла плащ с вешалки и надела. В плаще было очень удобно. Спокойно и очень удобно.
Она вышла в коридор и плотно прикрыла за собой дверь.
— Гулять?
Она подняла голову. Широкая негритянка в светло-зеленом халате смотрела на нее. Тут любили ходить в зеленых халатах, будто играли в инопланетных зеленых человечков. Но не все. У негритянки было знакомое лицо. Негритянка-инопланетянка. Забавно.
Она пошла по коридору к стеклянным дверям, выходившим на лестничную площадку. Она думала о том, как свернет с дорожки из желтого кирпича и пойдет дальше, дальше. Там, позади строений базы, за деревьями и полосой колючих кустов, есть калитка, и за ней тропинка и неглубокий овраг, и ручеек на дне оврага. Она видела этот ручеек. И, конечно же, лучше выйти там, а не через главные ворота — она ведь еще не дождалась, и потому не должна покидать базу.
Нет, она, разумеется, вернется, — но это лишние расспросы и всякие прочие ненужности. Лучше через калитку, — а по оврагам лазить несложно, она в прекрасной форме. Да, болело… и тяжесть… Но все прошло. Через калитку… Насидится еще у телевизора… ковбои… индейцы… томагавки… Через овраг, а там другая тропинка, ее видно из калитки. Сходить, а потом обратно на базу…
…Все получилось, все прошло без сучка и задоринки, — так, как и должно было пройти. Калитка, правда, оказалась запертой, — но разве трудно перебраться через калитку? На склоне оврага росли какие-то мелкие кустики, а в ручье лежала автомобильная покрышка. А за оврагом был пустырь… нет, конечно, не простой пустырь — полигон. Площадка для «консервной банки» и вездехода. А еще дальше тянулась заброшенная железнодорожная колея, сразу видно, что заброшенная — совсем заросла травой, и никаких поездов. Те, кто дождался, уезжали отсюда не на поездах. Наверное, просто уходили. Вот как она. Взяла да и ушла. Но она вернется, ей еще нужно ждать. Еще не время…
«Теперь прямо, — сказал голос. — Там будет улица».
Ну, конечно же, она знала, что там будет улица. Она все знала, и могла идти хоть с закрытыми глазами. Нет ничего проще. Если это тренировка, то очень легкая. А зачем трудности? Все спокойно и хорошо. В плаще удобно и уютно. Она правильно сделала, что не забыла о плаще. А та пусть жует свое бесконечное печенье и бормочет. Приходят две какие-то толстые женщины, неповоротливые, шумные, приносят печенье, — но почему-то не забирают с собой эту бормоталку.
Пусть бормочет…
Улица. Автомобили. Интересные автомобили, как в старом кино. Люди. Смотрят на нее, проходят мимо. Никто не зовет с собой. И не позовет. Потому что это — другие люди. Не этих людей она ждет. Люди идут по своим делам, и она — по своему делу. И без подсказок знает, что далеко впереди — мост. Ей туда, через мост, на другой берег милой сердцу Теннесси.
Улица. Автомобили.
Как быстро и незаметно поменялось все вокруг. Нет уже моста, и нет реки, река позади, — а есть лужайки перед аккуратными домиками, качели, велосипеды. Деревья вдоль тротуара — такие знакомые. Только пониже и потоньше…
Она замедлила шаг.
«Это здесь?»
Голос в голове не отозвался.
Она и так знала, что это — здесь. И остановилась у невысокой ограды.
На крыльце сидела девочка с большим красным яблоком в руке и листала книжку.
Она смотрела на девочку до тех пор, пока та не подняла голову. Глаза девочки расширились, она выронила яблоко, вскочила и бросилась в дом. Хлопнула дверь. Книжка осталась лежать на крыльце.
«Пора», — сказал голос.
Она медленно отступила от ограды и побрела по тротуару туда, откуда пришла. Туда, где находятся те, которые ждут.
Прогуливаться по дорожке из желтого кирпича, собирать опавшие листья — и ждать, ждать… Ждать.
«Сорок лет Моисей водил свой народ по пустыне, — сказал голос. — Сорок лет будешь блуждать и ты».
— Как хорошо… — прошептала она.
Прошлое исчезало.
2
— Ну, за музыкантов! — тоном Михалыча из популярных когда-то кинофильмов провозгласил дед Тарасов, поднимая стакан с водкой.
Стакан у него был настоящий, граненый, чуть отливающий синевой. Рюмок и стопок дед не признавал и в гости ходил со своей, сталинских, наверное, еще времен посудиной.