Тайна древнего саркофага

Доктор Коровкин, предупредив старших Муромцевых, расстроенных трагедией у ограды их дома, отправился на станцию встречать тетушку. Он был чрезвычайно взволнован, и сейчас его радовала возможность побыть некоторое время в одиночестве – осмыслить все случившееся и прийти к какому-то решению.

Итак, вчера у калитки муромцевской дачи ему попался навстречу незнакомый попик и попросил передать Псалтырь невесте князя Салтыкова, которая якобы находилась в доме. Однако никакой невесты там не оказалось. Мура говорила, что в дачном поселке про невесту князя ничего не известно, а здесь все на виду. Но сегодня явился сам князь Салтыков и именно около дачи Муромцевых пустил себе пулю в лоб, угрожая расплатой за некие страшные грехи и обзывая увиденных им мужчин иудами. Случайно или нет, он визжал о том, что будет в аду распевать псалмы? Или так он пытался сказать о Псалтыри, которая якобы принадлежала ему еще вчера? При чем здесь Псалтырь? И имеют ли какое-то значение написанные на ее последней странице слова? Что там такое было нацарапано? «ТСД. Саркофаг Гомера». Бред, явный бред и несуразица. Но зачем же тогда он, доктор Коровкин, умолчал в разговоре с ленсманом о Псалтыри? А если все-таки объявится в ходе следствия салтыковская невеста и скажет, что князь должен был ей передать Псалтырь? А что, если эту Псалтырь начнут искать на даче профессора Муромцева? И обнаружится его обман – вернее, не полная откровенность при проведении следственных мероприятий?

Доктор Коровкин похолодел. Он представил себе, что станет виновником безобразных событий на даче своего учителя, который всегда был так добр к нему и семья которого стала ему почти родной.

Доктор пребывал в некотором смятении. Сказать профессору? Он расстроится, ведь тогда в дом зачастит полиция. Кроме того, признание в умолчании наведет следователей на мысль, что доктор как-то связан с самоубийством. Начнут допрашивать всех – в том числе и отсутствовавших в момент происшествия профессорских дочерей, и Глашу, и неприятного студента Родосского. Доктор Коровкин пришел в ужас. Он не видел никакого выхода из создавшейся ситуации. Он даже начал мысленно бранить себя за то, что не послал к черту вчерашнего попика. Но кто же знал, что безобидная просьба обернется такой бедой?

Клим Кириллович не заметил, как добрался до станции. Станционную площадь окружали мелкие лавочки с огромными вывесками, рекламирующими бакалейные и хозяйственные товары. Среди них выделялся добротный двухэтажный дом, высокую угловую башню которого, увенчанную трапециеобразной крышей, облепили вывески на русском и финском языках – самая крупная, написанная аршинными буквами, гласила: "Торговый дом «Гермес». В ожидании пассажиров на площади собрались извозчики, целая кавалькада пролеток и тарантасов. Договорившись с извозчиком-финном, в опрятную двуколку которого была впряжена сытая крепкая лошадка, Клим Кириллович, все еще продолжая размышлять о последствиях трагического события, поднялся на низкую, мощенную мелкими камешками платформу с узкой полоской рельсов для багажной тележки.

Полина Тихоновна приехала, как и договаривались, во втором вагоне поезда. Кондуктор-финн в черной форме вынес ее баулы из вагона на платформу, где их принял подошедший извозчик, направившийся с багажом к своей двуколке.

– Тетушка, откуда столько баулов? Посыльный еще к обеду доставил наши вещи из Петербурга! – сердился Клим Кириллович.

– Так, набралось кое-что. Представляешь, жандармы, что по вагонам ходили, меня и не проверяли, даже не подошли ко мне. А в Петербурге лето в разгаре, – без всякой связи с жандармами продолжила Полина Тихоновна, которую, бережно поддерживая под локоть, племянник вел по платформе маленькой, недавно построенной станции. – Воздух на улицах, да и в скверах – отвратный. От него можно нажить все болезни – от заразительных до нервных. Навозные испарения, пыль от перестилки мостовых, копоть, фабричная гарь. А здесь-то какая благодать! У Муромцевых все здоровы? Климушка, что случилось?

Движения и жесты ее племянника, стройного крепкого молодого человека, сохраняли присущую им уверенность и точность, светлое продолговатое лицо оставалось спокойным, в уголках красиво очерченного рта скрывались милые тетушкиному сердцу ямочки, разве что исчезли лукавые искры из серых насмешливых глаз. Но внешнее спокойствие племянника не могло обмануть Полину Тихоновну. Доктор понял, что вид у него не из лучших, если всегда деликатная тетушка так прямо ставит вопрос.