Тайна древнего замка

– Ты хочешь сказать… Это как-то связано с нашим недавним разговором?

«Да».

– И? – В широко распахнувшихся глазах молодой женщины засветилась надежда. – Ты принесла мне это средство?

Я погасила все лампады, кроме двух, так что в комнате было достаточно светло, чтобы Элисия смогла полюбоваться «средством от бесплодия», но и достаточно темно, чтобы Норберт не узнал ее. Сделав это, я жестом попросила Элисию подождать.

Открыв дверь, я подозвала Норберта. На нем была туника, которая внизу едва прикрывала его бедра, а наверху выставляла напоказ его гладкую мускулистую грудь, блестящую от масла. Должна сказать, Норберт хорошо знал свое второе ремесло, ремесло искусителя, а если у него и была совесть, то я не видела в нем даже зачатков морали. Я радостно кивнула, довольная сделанным выбором.

– Этот парень принес с собой средство? – шепотом спросила у меня Элисия.

Я кивнула. В каком-то смысле он действительно принес средство с собой.

– Это настойка?

Я покачала головой. Не настойка. Но его вливают в тело.

– Бильгильдис, прошу тебя, я сейчас с ума сойду от любопытства, – Элисия присмотрелась к Норберту повнимательнее. – Он не похож на лекаря или травника.

«Нет, – жестами показала ей я. – Он похож на человека, благодаря которому вы сможете зачать дитя».

И вновь она всмотрелась в мое лицо. То, что Элисия поняла-таки, что я ей предлагаю, доказывало, что она уже и сама думала о такой возможности.

– Бильгильдис! – с деланым испугом воскликнула она. – Бильгильдис, это же… Ты серьезно? Мы говорим о… о… о невыразимом!

О невыразимом! Для меня все невыразимо, будь то супружеская клятва или прелюбодеяние. В том, что ты ничего не можешь выразить словами, есть и что-то хорошее, потому что все, о чем не говорится, через какое-то время меркнет, тускнеет, лишается своего места в мире. Твердое, надежное, становится текучим, неопределенным, а потом превращается в туман. Туман, готовый развеяться на ветру. Только три человека будут знать об этом «невыразимом»: Элисия, Норберт и я. Триединство безмолвных: Бильгильдис нема, Норберта больше не будет здесь, а Элисия… Элисия с детства обладала потрясающим талантом самообмана. Возможно, во время беременности она еще будет терзаться от угрызений совести, но как только она возьмет ребенка на руки, то позабудет о том, как зачинала его. Я рассчитывала на то, что от пылкого взора Норберта страх перед прелюбодеянием исчезнет, как и остатки стыда. От такого взгляда и затрепетало бы сердце богобоязненной монашки, что уж говорить о неудовлетворенной, жаждущей любви и не особо чопорной девушке? Я втолкнула Норберта в комнату Элисии и закрыла за ним дверь. А сама пошла на службу в часовню.

Я все рассчитала правильно. Во дворе и коридорах было пустынно, все либо отправились на службу, либо работали на строительстве дамбы. Никто не помешает зачатию.

Все громче становилось церковное песнопение. Когда я вошла в часовню, хор грянул: «Господи, помилуй!» Крики верующих сливались в единый поток с крепкими словечками Бальдура и его солдат, сооружавших плотину в долине, а еще со стонами страсти, доносившимися сейчас (так я представляла себе) из комнаты Элисии. Норберт получил от меня указание делать это вновь и вновь. Ах, что за ночь! Ночь, сотканная из криков, и эти крики переплетались в моем сознании, крики мольбы, страсти и борьбы, и все они взывали к одним небесам: «Господи, прости нам грехи наши!», «Господи, пусть эта роскошная ночь принесет мне сына!», «Господи, дай нашим рукам силу, чтобы дамба удержала наводнение!» Все громче пел хор, все отчаяннее становились крики в долине, все сильнее движения Норберта.

Да, у Норберта все получилось, это я поняла по выражению лица Элисии. Я не расспрашивала ее, а она сама ничего не говорила. Теперь она будет делать вид, будто нашего маленького заговора никогда и не было. Такая она, Элисия. Она любит забывать и перевирать все.

Старания Бальдура и молитвы жителей замка дали свои плоды: удалось спасти Арготлинген и пару дорог от наводнения. Наша нетерпеливая графиня велела мне незамедлительно отправляться за Оренделем, а поскольку моей ноге «чудом» стало лучше, придется уезжать.

Мальвин

И как только могло случиться такое? В этом замке, в такие страшные времена! Как это возможно? Я всегда думал, что моя жизнь устоявшаяся и размеренная. А теперь одно имя не идет у меня из головы. Элисия. Кто она? Я почти ничего не знаю о ней. Она просто есть. И когда я смотрю на нее, мне хочется остаться с нею навсегда.

После того неудачного допроса я запретил себе видеться с Элисией вновь. По крайней мере наедине. Она потеряла сознание, и я уложил ее на лежанку ее отца, а мой писарь побежал за немой служанкой. Элисия пришла в себя и с такой благодарностью посмотрела на меня… Мне это показалось настолько соблазнительным, что в тот момент мне отчаянно захотелось поцеловать ее. Мы молчали. А потом пришла немая служанка.