Тайна древнего замка

Несколько дней я придерживался данного самому себе обещания. Каждый день я проходил мимо ее комнаты, четыре или пять раз даже останавливался перед ее дверью. Однажды я почти постучал, но, как и в тот злополучный момент в покоях Агапета, я вовремя сказал себе: «Она замужем, а у тебя есть твоя работа. Ты должен выполнить поставленную перед тобой задачу. Ты должен оставаться непредвзятым. Держаться в стороне от происходящего».

Видит Бог, я старался.

Я не могу больше писать об этом, не сейчас. Мне так стыдно.

С сегодняшнего дня я буду носить эти записи при себе, чтобы ни мой писарь, ни кто-либо еще не прочли их ненароком. Теперь они лежат под моей накидкой, с левой стороны груди. И шуршат.

Река вышла из берегов, она затапливает селение за селением. Судя по всему, так происходит на этих землях из поколения в поколение. Может быть, так было всегда. Вода все прибывала, и никакая сила не могла сдержать ее. Эстульф созвал совещание, в котором принимали участие графиня, Бальдур и Элисия. Я тоже явился туда, пусть и незваным гостем.

– Нам необходимо построить дамбу. Вот тут, – Эстульф провел указательным пальцем по рисунку, который он изготовил.

– Но зачем? – опешив, уставился на него Бальдур.

– Просто потому, что нам, людям, очень нравится копаться в грязи, Бальдур. О боже, что за вопрос?! Благодаря этой дамбе мы защитим последнее селение, которое еще не пострадало от наводнения, Арготлинген. Остальным деревням мы уже помочь не можем, но это село находится на западе от реки, и мы можем сохранить ведущую к нему дорогу.

– Зачем? Эта деревня едва ли приносит прибыль.

– Ты тоже едва ли приносишь прибыль, тем не менее я не собираюсь тебя топить.

– Так вот, значит, как? И кто же будет строить эту дамбу?

– Я думал, что этим займутся четыре архангела. И лесные гномики.

– Я получу серьезный ответ на свой вопрос?

– Крестьяне, конечно…

– Половина из них либо стары, либо слабы.

– Именно. Только половина.

– Их слишком мало.

– Я знаю. Поэтому мы отправляем в долину наших людей.

– Каких людей?

– Если ты задаешь такие вопросы, то чего же ты удивляешься, что я не говорю с тобой серьезно? Наемников, конечно. Многие из них – сыновья или братья здешних крестьян.

– Нет. Многие из них были сыновьями или братьями здешних крестьян. Теперь они воины. И мы наняли их, чтобы они защищали нашу страну и замок от врагов, а не строили плотины.

– Значит, ты полагаешь, что им следует стоять на крепостных стенах и смотреть, как тонут их матери?

– Их матери уже давно в безопасности, в лесу.

– Это отдельная тема для разговора. Я не хочу, чтобы люди жили в лесу, словно разбойники. Они должны перебраться в замок.

– Делай, что хочешь. Но я несу ответственность за наших наемников. И я говорю тебе еще раз, эти мужчины – воины. Они привыкли сражаться с врагом.

– Что ж, теперь их враг – наводнение. И с этим врагом нужно бороться точно так же, как и с неприятелем на поле боя.

– Граф Агапет никогда не позволил бы солдатам, славно сражавшимся за него, целыми днями копаться в грязи для спасения каких-то соломенных хижин.

– Я сожалею о том, что у моего предшественника был иной взгляд на этот вопрос.

– Я не пошлю гордых, проверенных ребят в долину, чтобы они боролись там с… водой!

– Тебе и не придется их никуда посылать. Это сделаю я. И нас с тобой отправлю с ними.

Я сам не хочу верить в то, что сейчас напишу, но такова постыдная правда: мне было нелегко ощутить сочувствие к горю этих людей. С крепостных стен я видел последствия наводнения: смытые с домов соломенные крыши, раздувшихся от воды мертвых животных, вырванные с корнем деревья, доски от заборов, вода там, где раньше были поля. По склону холма спускаются слуги и солдаты – кто-то отважно, кто-то боязливо. Они собирались вступить в смертный бой с разбушевавшейся стихией. Но все это казалось мне каким-то далеким, ненастоящим. Дома были точно игрушки, а люди – будто муравьи. С момента моего прибытия сюда я не покидал замок и постепенно привык смотреть на все происходящее внизу издалека, словно я читаю чью-то историю. Я чувствовал себя одиноким, отчужденным от происходящего, отгороженным моим титулом и задачами, лишенным общения за рамками того, что касалось моей работы. Я слышал, как бурлит кровь в моих венах, но шум воды в долине не доносился до меня. Сознаюсь, муки моей объятой страстью души были мне ближе, чем горести пострадавших от наводнения. Лишь ценой невероятного напряжения мне удалось вернуться к своим обязанностям, но, чем бы я ни занимался, перед моим внутренним взором неотступно стояла Элисия. Она была повсюду. При каждом разговоре, каждой мысли, каждой молитве в моей голове вспыхивало имя Элисия. Она была словно туман, поглощающий и сострадание, и проницательность, и чувство долга.