Франсуа сбросил с себя простыню и пошел выпить воды. Но эж> ему не помогло. Лихорадочные мысли не отступали. Вывод напрашивался ужасный: мисс Мэри была сообщницей! Но в каком деле? Участвовать в краже красной папки она не могла, документы были унесены из дома, когда она находилась еще у себя. Боб ведь разговаривал с ней по телефону. А вещи, которые она передала незнакомцу, и так ей уже почти принадлежали. Вскоре она должна была выйти замуж за господина Скиннера. Наконец, если незнакомец был именно тем человеком, который ранил инженера, то, значит, мисс Мэри была с ним заодно? Бред какой-то!
Но когда мысль бредовая, случается, что она, как кошмар, постепенно овладевает человеком. Так произошло и с Франсуа. Он вертел эту версию и так, и эдак, и чем дальше, тем правдоподобнее она ему казалась. Он понял, что нащупал важную деталь, но все-таки еще продолжал себя спрашивать, не ошибается ли. Правда и ложь перемешались. Неужели мисс Мэри виновна? Или ее вины нет? Почему она плакала? Этот человек ее шантажировал? Может быть, он угрожал ей каким-то позорным разоблачением? Но в этом случае от нее требовали бы денег, а не слона и не мраморную руку. Так, путаясь в невероятных подозрениях, Франсуа, наконец, заснул.
Когда он проснулся, все эти ночные мысли показались ему чистейшим абсурдом. Он хотел их прогнать. Но на душе была какая-то тоска. Он встал. Все тело болело. Левая ладонь слегка припухла. После двадцатиминутной гимнастики он почувствовал себя немного бодрее. Раздвинув занавески, он увидел серое небо. Шел дождь. Какой здесь странный климат, как часто меняется погода! Впереди совсем невеселый день.
Он спустился в столовую и увидел мисс Мэри.
Хорошо причесанная, в элегантном пуловере и твидовой юбке, легкая и грациозная. И, как обычно, ровная и спокойная. Но где-то в глубине ее глаз Франсуа заметил завуалированную меланхолию человека, связанного обстоятельствами. Франсуа, стараясь казаться веселым, принялся за завтрак. А мисс Мэри стала звонить в госпиталь.
Спустился Боб.
— Привет! Хорошо спал?
— Отлично, — бодро ответил Франсуа.
— Видишь, какая погода. Мы собирались в Британский музей. Пожалуй, неохота. А что, если пойти в музей мадам Тюссо?[18] Это вроде вашего музея Гревена[19]. Там есть классная комната ужасов. Ну как?
Вернулась мисс Мэри, и Боб поделился с ней своими мыслями по поводу музея.
— Сходите одни,—ответила она.—Все эти ужасы меня угнетают. И, кроме того, момент мне кажется неподходящим. Я только что говорила с медсестрой. Джонатан ночью спал спокойно. Операцию решено делать завтра. Давайте сейчас все вместе заедем в госпиталь, а потом — свобода каждому! Я не хочу вам мешать. Зайдите в какой-нибудь итальянский ресторанчик. А послеобеденное время проведите, как вам хочется. Единственно, о чем я вас прошу, так это быть дома к семи часам. Согласны?
— Согласны!
Она смотрела на мальчиков с улыбкой, и эта улыбка была такой приветливой, такой открытой и полной доверия к ним, что Франсуа показалось, что его подозрения исчезают, как сон. На жжение в левой ладони все-таки напоминало ему о его ночной вылазке. Ночью он видел другую Мэри. Та, что была сейчас с ними, была кристально чиста. Значит, есть Мэри дневная и Мэри ночная. Одна невиновна, другая виновна.
— Отправимся через полчаса, — добавила молодая женщина.
Дурачась, ребята устроили возню из-за того, кто первым войдет в туалет.
— У мисс Мэри случайно нет брата? — неожиданно спросил Франсуа.
Боб, пытаясь пригладить стоявшие торчком волосы, ответил:
— Брата? Нет, старик. Ни брата, ни сестры. Странные мысли у тебя с утра.
— Она работает?
— Нет. Ей повезло, она получила в наследство прекрасное маленькое поместье. И еще кое-какая рента. Для меня это было бы все, что нужно. Рента с компании «Астон-Мартин»[20], представляешь? К несчастью, отец думает иначе. Мой папа математик, и он считает, что я тоже должен им стать.
Мисс Мэри уже сигналила с улицы.
— Этот драндулет выжимает от силы сто семьдесят, — шепнул Боб, влезая в красивую машину мисс Мэри.
По крыше машины забарабанил дождь. Глядя на дорогу через забрызганное боковое стекло, Франсуа совершенно не узнавал окрестности. А Боб продолжал болтать:
— Знаешь, что мне было бы по душе? Рисовать! Я хотел бы работать декоратором в театре или кинематографе. Мой преподаватель рисования считает, что мне следует этим заниматься. Я покажу тебе мои рисунки. Мое творчество в загоне, потому что в нашем доме царят куклы-автоматы.
Он наклонился к уху Франсуа и, кивнув в сторону мисс Мэри, сосредоточенно смотревшей на дорогу, шепнул:
— Она на стороне отца, тоже против меня. Знаешь, я рисую тайком.
Они въехали во двор госпиталя и в конце стоянки увидели старенький «моррис» господина Скиннера. Минуту спустя они уже входили в палату, где лежал раненый. Инженер был побрит и казался осунувшимся и бледным. Он протянул пришедшим слегка дрожащую, худую руку. Мисс Мэри нагнулась к графику температуры, прикрепленному над кроватью, и сказала:
— Тридцать семь и семь. Это очень хорошо!