Тайна двойного убийства

Пустынные серые улицы словно усиливали тревогу. Вообще капитан не любил ночной город. Днем улицы наполнялись людьми, заботами — жизнь кипела — и это было хорошо.

Дом, где жила Любарская, Антон нашел быстро. Зашел в первый же подъезд, определился: квартира Любарской по его подсчетам находилась на 6-м этаже второго подъезда. Оглядел фасад дома, который явно готовился к ночи, гася за окнами огни. На шестом этаже кое-где светились окна. Кажется, и у Любарских одно окно освещалось.

Капитан присмотрелся. Это кухня, потому что ниже парой этажей светящееся окно задернуто веселой, в горошек шторкой с оборочками — такие обычно бывают в кухнях. И плафончики попроще.

Проследил взглядом — точно, на кухне Любарских горел свет. Подавил желание подняться в квартиру — слишком поздно для непрошеного, да и нежеланного гостя. Медленно проехал вдоль улицы, нашел телефон-автомат.

Двушки, как назло, в кармане не оказалось, пришлось бросить в автомат гривенник. Трубку никто не брал. Возвращаясь по слабо освещенной улице к дому Любарской, Антон раздумывал, как поступить. Показалась из-за поворота встречная машина, капитан машинально взял руль вправо, и в тот же миг лобовое стекло пронзил сноп света — водитель встречной машины включил дальний свет.

Совсем ослепленный, Волна заслонил локтем лицо, нажал на тормоза, колеса впились в асфальт, машина встала. Пока зрение приходило в норму, Антон чертыхался, ругая неосторожного водителя. Как же можно врубать дальний на освещенной улице?! Жаль, не успел заметить машину, хотя по звуку мотора, кажется, это был "жигуленок”. А водителя следовало бы наказать за такие дела, ведь до беды недолго с хулиганскими замашками.

Происшествие на дороге окончательно испортило настроение капитана — сплошное невезение, а не вечер. "Ночь, — поправил он себя, — ночь, а не вечер”. Он вышел из машины, до дома Любарской прошел пешком — всего-то несколько метров. Окно на шестом этаже уже погасло. Все, беспокоить жильцов нельзя. Ночь.

Антон Волна заехал на "Радугу”. В будке у ворот довольный Иванцов пил чай с участковым — усатым молодцеватым своим ровесником. Хоть здесь был порядок.

Глубокой ночью капитан добрался до дома и уснул, едва коснувшись головой подушки.

ГЛАВА 6

Ночью прошел небольшой дождь, разрядил духоту. А утро выдалось хмурым и сумрачным, стволы деревьев у близкой опушки обнимал ранний молочный туман.

Антон тоже был невеселым. Едва мы, высадив у детсада Людмилу с Катюшкой, остались одни, капитан принялся рассказывать о ночных событиях. Узнав о том, что не нашлась Любарская, встревожилась и я.

— Давай заедем к ней, — попросил Антон.

Дубовая дверь квартиры Любарской на лестничной площадке среди коричневых дерматиновых сестер выглядела, словно невеста, — светлая, нарядная, с блестящей ручкой финского замка.

Антон нажал на кнопку звонка, затем растерянно оглянулся на меня:

— Если дома только Таня — не услышит.

Но послышалось щелканье замков, загремела цепочка, и дверь приоткрылась. Увидев испуганно-круглые глаза Тани, я поняла, что Любарской нет.

Она не пригласила нас, вышла сама на площадку, затрясла отрицательно головой:

— По-охо! — напряженно выдавила Таня. — По-охо!

— и принялась жестикулировать пальцами, губами.

’’Плохо”, — было ясно. А больше ничего мы не могли понять. Увидела это и Таня, глаза налились слезами.

Волна беспомощно развел руками:

— Вышлю переводчицу, — раздельно, по слогам и почему-то очень громко сказал он Тане.

Та согласно закивала, поняла. По пути в прокуратуру я спросила Антона:

— Говоришь, ослепила тебя машина? И у дома Любарской?

— Почти, — насторожился Волна.

— Не узнал машину?

— Ночью все' кошки серы, — сказал Антон. — По мотору — "Жигули”.

— Да не она ли сама тебя и ослепила? Ехала домой, увидела тебя и не пожелала с тобой встречаться. Ослепила — ис глаз долой!

— А что, это мысль. У Любарской как раз "Жигули”. Но фары, фары мощнейшие были. В общем, — подытожил капитан, — раз дело приняло такой оборот, надо заняться Любарской. Заскочу только на "Радугу”, помогу Радомс-кому начать ревизию.

— Антон, опечатай склады на всякий случай, — посоветовала я. — Сказали "а”, надо говорить "б”.

Волна согласился:

— Пожалуй, ты права. Сейчас организуем.

Он уехал, а я сразу позвонила в аптекоуправление — так мне не терпелось, так необычно было исчезновение потерпевшей.

В отделе кадров мне сразу, без проволочек, сказали, что вчера под вечер Любарская взяла по семейным обстоятельствам неделю в счет отпуска. Вот это новость! Может,' ошибся Антон вечером, может, Таня хитрит и Любарская дома? "Что ж, вот приедет — пусть выясняет”, — решила я. Однако странно тревожным было все это.

Справилась о Гулине.

— Еще день-два, — сказал мне врач.

Подождем. День-два не так и много. Едва положила трубку, раздался звонок:

— Тайгина? Наталья Борисовна! — голос начальственный, уверенный и чуть знакомый.

— Слушаю, — осторожно ответила, стараясь вспомнить, кому принадлежит вальяжный баритон.

— Лебедев говорит…

— А, Лебедев. Знаю. Встречались в исполкоме. Что за надобность во мне?