— Отдашь, сволочь, — тонко закричал Скрипач, и жена услышала шум, как будто упало с вешалки пальто на плечиках. Она осторожно положила трубку, вышла в прихожую, чуть приоткрыла дверь в комнату мужа и увидела, что он сидит на полу, привалившись к неприбранному дивану, и ловит воздух широко открытым ртом.
Женщина с трудом подняла на диван ставшее тяжелым сухонькое тело мужа, открыла тумбочку, отыскивая нитроглицерин, нашла тонкую стеклянную трубочку с таблетками, сунула одну в синеющие губы.
Подняв с пола телефонную трубку, в которой уже раздавались короткие гудки, она набрала 03, вызвала "скорую” и стала ждать врачей.
Состояние мужа не особенно ее пугало — во-первых, такие приступы стенокардии с ним случались и прежде, и во-вторых, ей давно стало безразличным его здоровье — они были совсем чужими. Все свое время она проводила в заботах о сыновьях и внуках, была дружна с невесткой, не чувствовала себя одинокой, и поведение мужа, ранее доставлявшее ей горе, стало для нее безразличным. Одиноким был он, хоть и не хотел в этом признаться, искал приключений, развлечений — и вот лежит сейчас — никому не нужный, как этот старый диван.
Однако же неподвижно лежащая на плоской подушке голова мужа, с редкими седыми волосами, сквозь которые проглядывал обтянутый кожей череп, вызвала жалость. Женщина принялась поправлять подушку и наткнулась на жесткую серую книжицу. Она раскрыла ее и удивилась — два дня назад Скрипач получил в сберкассе крупную сумму, об этом говорила запись в сберкнижке. Не об этих ли деньгах был телефонный разговор?
Жалость к мужу пропала, женщина бросила сберкнижку на тумбочку. Интересно, зачем ему понадобились деньги, да еще такая сумма?!
Такой рассерженной и застал жену Скрипача капитан Волин. Внимательно осмотрев удостоверение, она кивнула в сторону комнаты мужа, коротко и сердито бросив: "Допрыгался”!
Волин осторожно вошел в комнату. С первого взгляда было ясно, что говорить с больным нельзя — Скрипач тяжело, со всхлипами дышал, глаза были закрыты.
Почти следом за Волиным приехала "скорая”, и, пока врачи возились с больным, Волин поговорил с его женой. Женщина не скрыла разговора, предшествовавшего сердечному приступу, рассказала о сберкнижке и о связи мужа с Мальцевой Зоей, из-за которой старик "потерял всякий стыд”, как она выразилась.
— Он способен на все, — твердо, не отводя взгляда, сказала она. — Говорил с ним по телефону Курко Андрей. Лечился он от алкоголизма и работал в мастерских у Арнольда, там они и снюхались. И не те ли деньги, что Арнольд снял с книжки, отказался босяк вернуть? Что за дела у них, не знаю.
Волин вернулся в комнату, где колдовали врачи. Сердитая докторша на его вопрос возмущенно замахала руками: "Спросите лучше, будет ли жить!” Судя по всему, на скорый разговор со Скрипачом рассчитывать было нельзя. "Интересно, — подумал Волин, — выходит, что старик Скрипач может иметь самое прямое отношение к исчезновению Печказова”.
По дороге в отдел он заехал в психиатрическую больницу и вместе с дежурным врачом зашел в тесный кабинетик Скрипача в лечебно-производственных мастерских. На обшарпанной тумбочке стояла старенькая "Москва”. Похоже, анонимки, которые получала Печказова, печатались на ней.
Новости были самые серьезные.
— Зачем мне обманывать вас? — Мальцева вскинула брови, изображая оскорбленную невинность.
Полковник Николаев был человеком выдержанным. Вот и сейчас он ничем не выдавал своего растущего раздражения. Похоже, он стучался в закрытую дверь. Как от стенки горох, отлетали от Мальцевой все разумные доводы. Она, несмотря на воскресенье, обратилась в милицию сама, без тени робости попросила приема "у самого главного дежурного начальника”.
В кабинете спокойно уселась на предложенный стул, расстегнула черное тонкой кожи пальто, привычно поправила пушистую белую шапочку и… потребовала объяснить, по какому праву милиция интересовалась ею — дома и на работе.
Ни Волина, ни Ермакова на месте не оказалось, и Николаев, зная, зачем искали Мальцеву, решил сам допросить ее. Решил — и вот уже сколько времени не мог добиться чего-нибудь определенного. Женщина отрицала даже самые очевидные факты.
Печказова знала. Да, были дружны. Немного ухаживал, но очень недолго.
Нет, никогда писем Печказову не писала. С женой его не знакома, знает о ней только со слов Печказова…
Возмущаясь явной ложью, Николаев из разговора с Мальцевой все же выяснил, что она вряд ли знает о происшедших событиях.
’’Что ж, если пока не осведомлена о судьбе Печказова, возможно, к его исчезновению отношения не имеет, — подумал полковник. — Как видно, вся ее задача — избавиться от подозрений в неверности. Попробуем разъяснить дамочке, в какую историйку она влипла со своими романами!”