Тайна двух чемоданов

– Именно так. Он слеп и глух, хотя, в общем, неплохой человек.

– Что ты хочешь сказать?

– Что я знаю, кто такой «красный японец», которого он тут пытается найти. Это ты.

Глава 16. Харакири

Москва, следующее утро

Подполковник сидел на заднем диване автомобиля без шинели – несмотря на мороз, он не стал ее брать с собой, а в руках сжимал рукоять стоящего перед ним самурайского меча. В пути он иногда скрипел зубами, но ни единого слова не сорвалось с его плотно сжатых в сизую нитку губ. Стефанович чувствовал, что ехать надо быстро, и без понуканий старался давить на педаль посильнее. Машина мчалась по обледенелой дороге на грани возможного, то и дело рискуя сорваться в занос или уйти с поворота по прямой в кювет. Стефанович крепко сжимал руками баранку, быстро перехватывал ее, умудряясь одновременно выделывать ногами небывалые фокусы с педалями, ловко нажимая то на газ, то на тормоз, то на сцепление, тщательно подстраиваясь под особенности дороги.

В центре шофер все же сбросил скорость, и к посольству авто подкатило не торопясь, достойно, как это и подобает машине представителя великой державы. У крыльца Стефанович остановился, выскочил из-за руля и открыл дверь подполковнику. Тот вышел, все так же сжимая в руках меч, и внезапно замер. Накаяма развернулся к водителю и вдруг коротко поклонился ему. Стефанович опешил, а подполковник распрямился, как тугая пружина, и, опустив голову, положил левую руку на плечо водителя, на мгновенье крепко сжал его и, круто развернувшись на каблуках, быстрыми шагами вошел в здание. Водитель военного атташе еще несколько секунд постоял на месте, потом, поймав на себе удивленный и внимательный взгляд постового милиционера у ворот, спохватился и поспешил отогнать машину в гараж.

Пройдя в свой кабинет и, по счастью, никого на пути не встретив, Накаяма аккуратно затворил дверь, рукоятью вниз поставил меч в специальную подставку на небольшой тумбе у стола и уселся за бумаги. Несколько минут он просидел, уставясь прямо перед собой ничего не видящими глазами. Затем его веки сомкнулись и со стороны могло показаться, что подполковник уснул. Увы, это было не так. Он и сам сейчас отдал бы все на свете за то, чтобы уснуть, но по его воспаленным глазам и набухшим векам внимательному наблюдателю стало бы ясно, что подполковника мучало не только тяжелое похмелье, но и бессонница. Сон не брал подполковника Накаяму потому, что, как только он закрывал глаза, перед ним сразу со всей омерзительной выпуклой реальностью всплывали картины той ночи, и он, подобно индийскому мудрецу Бодхидхарме, готов был вырвать себе веки, лишь бы только не спать. И вот теперь все изменилось. Накаяма специально закрыл глаза, хотя знал, что будет больно, очень больно, невыносимо – так, как и Бодхидхарме выдержать… Но перетерпеть эту боль требовало уже твердо принятое решение. До сизых ногтей впившись руками в край стола, военный атташе судорожно задвигал кадыком и захрипел, снова вспоминая все, что с ним произошло.

Вечер обещал быть томным. Любочка («Рюбочика» – так мысленно называл ее Накаяма) была необыкновенно мила и приветлива, и он тогда еще подумал, что настроение у нее меняется, как погода у берегов Окинавы, где он побывал однажды в юности. Сегодня тучи, тяжелое свинцовое небо, и вот уже ветер сбивает тебя с ног – так и автомобиль, управляемый пьяным хулиганом, сносит переходившего дорогу пенсионера. Тяжелые струи холодного дождя летят параллельно земле, больно бьют по лицу, по рукам, по ребрам, но все это очень недолго. Тайфун проходит, а утром следующего дня светит такое солнце и наступает такая благостная жара, что понимаешь: все это было проверкой на твою выносливость. Прошел, сумел выжить и не проклясть этот остров, получай награду: живи в раю, ешь ананасы, пей вкуснейшую водку авамори, белую как молоко, которое так любят варвары, нежную черную свинину и водоросли комбу, вкусу которых нет равных во всей великой империи!