Тайна двух императоров

– Весь Париж и двор Наполеона кишат самыми беспринципными и профессиональными агентами. Отправлять плохо обученную девушку в логово зверя, который держит в страхе весь мир, крайне неразумно и бессмысленно! Он хотел, чтобы ты в это верила и не сбежала, чувствуя свою значимость. Не знаю, почему это кольцо так важно для Наполеона, но я был свидетелем разговора, в котором он изъявлял ярое желание заполучить его.

– Ха-ха! – залилась она в истерике. – Это в духе Его Величества. Знаешь, меня учили врать и учили распознавать ложь. Но, кажется, в этом я совершенно не преуспела. Император желал в любом случае избавиться от меня. Неужели я так опасна?

– По мне, так ты самое нежное и беззащитное Божье создание.

– Какие красивые слова… – словно змея, с обидой прошипела Клэр. – Они учили меня жить без тебя, – вдруг с новой силой сказала она. – Учили… но я не могла! Не могла тебя забыть.

– Ты вправе не верить, но, когда я получил от императора письмо с известием, что тебя не стало, я перестал жить. В твоей смерти был повинен лишь я один. Поэтому, увидев тебя в Тюильри, в месте, где опасность будет подстерегать тебя на каждом шагу, я пришел в ярость. Я был зол на этого дурака Франсуа, который соблазнил тебя. Я был зол на императора. И я дал себе клятву, что любым способом буду рядом, чтобы в случае опасности помочь тебе.

– Как в случае с Дюроком?

– Умоляю! Не будем. От одной только мысли, что он хотел с тобой сделать, у меня холодеет кровь.

– Но ты успел. Я благодарна тебе хотя бы за это.

– Ты всё та же. – Мишель повернулся к Клэр, смягчив лицо, и взял поводья её лошади в свою руку. – Та же прелестная, наивная и отважная девушка, которую я знал прежде.

– Слишком много времени прошло с тех пор… кажется, что целая вечность, а на деле… – Клэр тяжело вздохнула, прокручивая в памяти события, которые ломали ее изнутри. – Твои усы, – резко заметила она, не сводя с него глаз. – Разве гусар может быть без усов?

– Следующим моим горем после новости о твоей гибели была необходимость сбрить их, так как под маской волосы всё время затрудняли дыхание. – Они одновременно рассмеялись, и постепенно тихое хихиканье переросло в яркий прерывистый смех.

– Ты даже представить не можешь, как я скучала по тебе, – вдруг сказала Клэр. Его взгляд остановился на её губах, а смех тут же прервался.

– Сейчас ты сделала меня ещё счастливее, чем я есть. Теперь моё существование полностью оправдано. Прежде я не ценил жизнь. Я скучал не меньше, Клэр.

Мишель виновато хмурился. Он, как и прежде, казался несломленным, статным и гордым, однако Клэр усмотрела в нём явное презрение к самому себе.

– Вопреки всему, нам снова придется расстаться?

Мишель лишь угрюмо кивнул.

– Меня будут искать. Мы проедем Гамбург, а в Любеке я посажу тебя на корабль. К вечеру следующего дня ты будешь уже в Петербурге. Убедившись в том, что ты благополучно покинула порт, я сменю лошадь и что есть мочи ринусь в Тюильри. Объясню Наполеону все как есть. Расскажу, что больше суток гнался за вами двумя, но так и не настиг.

– Ты веришь в то, что он тиран?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что мне кажется, будто из двух императоров страшнее тот, кому мы служим. За всё время, пока я находилась при дворе Бонапарта, я не заметила в нём дурных черт хуже тех, которыми обладал Александр Павлович.

– Ты, слава богу, не знала Наполеона так близко, как я. Он не плохой человек, но его мышление… Идеи. Его правила, его феноменальный дар возвышать и доводить до идеала всё, к чему он прикасается, имеют разрушительные последствия. – Мишель искривил брови и устало выдохнул: – Мы были нарочно разлучены, сгорали от горя. И после столь длительного времени говорим с тобой не о нас, а о политике…

– Видимо, мы безнадежно влипли… – сказала она невпопад.

– Быть может, нам о стольком нужно друг другу сказать, что и слов не найти?

– Я всё еще злюсь на тебя, Мишель! Не знаю… люблю тебя или ненавижу.

Он ничего не ответил, только горько улыбнулся и вновь погнал лошадей вперёд.

Несмотря на прохладный январский ветер, обе лошади были мокрыми от бесконечно долгой дороги. Как и говорил Мишель, к заходу солнца они достигли порта Любека.

В гавани на тёмной морской воде стояли суда всех размеров и цветов, от маленьких невзрачных лодочек до массивных парусных бригов с пушками. Мишель вел лошадь Клэр за собой вдоль извилистых улиц и что-то выискивал синими глазами, переводя взгляд с двери на дверь. Клэр тем временем, задрав голову, осматривала белокаменную крепость с высокими шпилями. Её мышцы на ногах ныли от боли.

Наконец Мишель нашёл то, что искал. Он придержал лошадей и, словно не чувствуя усталости, резко выскочил из седла.

– Смелее! – сказал он, заметив, что Клэр еле держится верхом, после чего протянул к ней руки.

– Что это за место?

– Прошу тебя, – с озабоченной раздражённостью прервал её Мишель, – не вспоминай наш язык, пока не сойдешь в порту Петербурга.

– Угу… – промямлила она и поплелась в небольшой красный домишко за ним.