Тайна двух океанов

Сгрудившаяся вокруг Скворешни толпа с восхищением наблюдала за этой великолепной работой своего как будто вернувшегося из небытия товарища. Никто не мог удержаться, чтобы любовно не похлопать гиганта по плечу, по спине, обнять за талию, заглянуть ему в лицо… Ему раскупоривали бесчисленные бутылки, наперебой подсовывали полные стаканы. Слышались возгласы, добродушные шутки, радостный смех…

— Да не мешайте же товарищи! Дайте поесть человеку! — он ведь действительно страшно голоден!

— Ну да! Немножко поспал, и немножко аппетит разыгрался.

— М-гм! — утвердительно мычал под общий смех Скворешня с набитым до отказа ртом.

— А мы тебя хоронили уже, Скворешня! По первому разряду!

— М-гм! — соглашался гигант, не поворачивая головы, Павлик подлез под руку Скворешни и не сводил с него глаз, полных любви и восхищения.

— Не давайте ему бутербродов! — закричал зоолог, пробиваясь к Скворешне с бульоном в термосе, за которым он успел сбегать в камбуз. — После трехсуточной голодовки это вредно! Вот, выпейте бульону, друг мой. Будьте хладнокровны.

Скворешня резко повернулся с недоеденным бутербродом в руках. Он с трудом проглотил недожеванный кусок, едва не подавившись им, и, не сводя испуганно остановившихся глаз с зоолога, наконец с трудом прохрипел:

— Шо? Шо вы казалы, Арсен Давидович? Трое суток?

— Ну да, мой друг! Трое суток! Сон у вас богатырский был, как и подобает…

Скворешня стоял в полной растерянности, переводя глаза с зоолога на улыбающегося капитана.

— Как же это так? — бормотал он с побагровевшим лицом. — Да не может же быть! Что же я… трое суток в нетчиках числился?

В крайнем волнении он положил недоеденный бутерброд на буфетный столик и повернул голову к капитану. Тот продолжал улыбаться:

— Не беспокойтесь, товарищ Скворешня! Не бросайте свою полезную работу. Все потом объяснится… Вы не в нетчиках числились, а… в покойниках.

Под общий смех, окончательно сбитый с толку, Скворешня медленно повернулся к буфету и с новой яростью набросился на закуски, запивая их горячим бульоном.

Из радиорубки Плетнев посылал уже во Владивосток радостную весть о появлении Скворешни на подлодке и просьбу об отмене вылета гидроплана к острову Рапа-Нуи.

В эту незабываемую ночь, с полным грузом ничем не омраченного человеческого счастья, «Пионер» уменьшил ход до девяти десятых и круто повернул к северо-западу, ближе к северу.

Капитан не доверял кратчайшим путям через оживленные проливы, разделяющие коренные японские острова. Но и мелководный Татарский пролив, отделяющий остров Сахалин от берегов Советского Приморья, тоже был мало соблазнителен со своими бесчисленными мелями, банками и перекатами. Капитан решил провести подлодку в тихие предрассветные часы через пролив Лаперуза — между островом Хоккайдо и южной частью Сахалина.

Почти никто на «Пионере» не мог заснуть в эту последнюю ночь похода. Родина радостно летела людям навстречу, вставала перед ними из вод океана, поднималась из них все выше и выше во весь свой гигантский рост…

Отделенные от нее последними сотнями километров, люди вдруг почувствовали с небывалой остротой тоску по родной земле, твердой и надежной, как гранит, цветущей и радостной, как весенний, убранный цветами сад.

Родина! Родина!

Страна счастья и радости, страна высоко поднявшего свою голову Человека! Как не рваться к тебе от всех красот земного шара, как не стремиться к тебе всеми фибрами напряженной души — к тебе, к твоим тучным колхозным полям, к твоим мощным фабрикам и заводам, красивым, узорным городам, веселым, ликующим деревням! Вдали от тебя — и под толщами вод океанов — всюду чувствуешь врага, зажавшего под железной пятой миллионы братьев, лишенных радостей жизни, света науки и познания мира, лишенных счастья вольного, творческого труда, вынужденных собственными руками строить для себя оковы и тюрьмы! Как не любить тебя, Родина!

Тебя, вырвавшую детей своих из нищеты и тьмы! Тебя, осенившую их шелковым знаменем коммунизма, построившую их же радостными руками новый, ликующий Мир для возрожденного в труде Человека!

Родина! Родина! Единственная, лучезарная! Страна счастья и радости! Весенний, цветущий сад!

* * *

Команда была несказанно рада последним, незаконченным работам на подлодке. Все равно никто не мог спать в эту ночь. Работа давала возможность быть на людях, поговорить о семьях, о друзьях, о товарищах, о родных полях и лесах, которые можно будет скоро увидеть, о своих заводах и фабриках, где снова пахнет родным воздухом радостного труда, среди которого росли и воспитывались многие из команды.