Тайна двух океанов

— Тут и настоящий морской волк, пожалуй, раскиснет, в этой спокойной люльке, — поддержал Марата Матвеев.

Цой пробился сквозь окружавшую Павлика толпу и, обняв его за плечи, увел в дальний угол отсека, к широкому мягкому креслу.

Они уселись в него, тесно прижавшись друг к другу; рядом, близко к креслу, сел на стул комиссар.

Тем временем начались танцы. Скворешня с неожиданной для его фигуры легкостью и плавностью вальсировал с Матвеевым, танцовавшим за даму. Вообще от «дам» у него не было отбоя. Все напрашивались к нему.

Цой нагнулся к мальчику и тихо спросил:

— Что с тобой случилось, голубчик? Чего ты вдруг так испугался?

Павлик еще крепче прижался к Цою и закрыл глаза.

— Так… — едва слышно ответил он. — Ничего.

Потом, встрепенувшись, раскрыл широко глаза, засверкавшие неожиданным гневом и возмущением. Румянец покрыл его щеки и сжались кулаки.

— Он злой… злой, нехороший человек! — заговорил он прерывающимся голосом. — Он до сих пор не может мне простить. Такой пустяк! Я ведь тогда же извинился. Я же нечаянно…

У него задрожали губы, и опять, закрыв глаза, он замолчал.

— Кто? — спросил Цой, мгновенно заразившись обидой и возмущением мальчика.

Павлик молчал.

— Федор Михайлович? — опять тихо и настойчиво спросил Цой.

Павлик кивнул головой.

— Что же он тебе не простил? За что, ты думаешь, он сердит на тебя?

— Ну, пустяк, понимаешь, пустяк! — опять взволновался Павлик, устремив на Цоя горящие глаза. — За мешок. Помнишь, в выходной камере мы с Маратом поспорили из-за морского ежа, и я его мешком по шлему ударил. А мешок-то был Федора Михайловича. Но ведь это же нечаянно! Я же не нарочно!

— Федор Михайлович сделал тебе выговор?

— Нет… Он только так злобно посмотрел на меня, что я даже испугался. Он тогда у меня вырвал из рук ящичек из его пишущей машинки и так посмотрел, как будто готов был зарезать меня. Вот как сейчас…

Комиссар резко перебросил ногу на ногу.

— Какой ящичек? — спросил он.

— Ну, я же сказал — из его пишущей машинки. Для запасных частей машинки, — равнодушно ответил Павлик и, словно успокоившись, после того как излил свое возмущение, стал с возрастающим интересом смотреть на вальсирующую комичную пару — Скворешню и Марата.

Марат дурачился, кривлялся, нарочно путал и коверкал па, наступал на ноги своему партнеру. Скворешня наконец рассердился, приподнял его, как котенка, над полом и продолжал вальсировать один, держа свою «даму» в воздухе. Марат уморительно болтал ногами, безуспешно пытаясь вырваться из железных объятий своего партнера, наконец закричал «караул»…

Павлик не выдержал, расхохотался и, сорвавшись с места, подбежал к Скворешне.

— Бросьте этого кривляку, Андрей Васильевич! — звонко смеясь, закричал он. — Давайте со мной! Я буду хорошо танцовать! Честное пионерское!

— Давай, давай, хлопчик! — радостно встретил его гигант. — Что, уже очухался?

Он поставил на пол Марата, дал ему шлепка под спину, от чего тот, под общий хохот, пулей полетел к дверям, вполне, впрочем, довольный, что вырвался наконец из тисков своего приятеля.

Оркестр сменил вальс на польку, и Павлик, как расшалившийся козленок, запрыгал возле своего партнера.

Цой остался один в кресле, глубоко задумавшись, не замечая шума, музыки и общего веселья. Комиссар тоже молчал.

После танцев, «по настойчивому требованию публики», как объявил конферансье вечера Ромейко, Павлик с подъемом прочитал свою поэму «Победители глубин». Ему бешено аплодировали и заставили некоторые места бисировать. Наконец комиссар объявил распорядок занятий и развлечений на следующую пятидневку.

Разошлись запслночь, усталые, веселые, довольные, под бравурные звуки марша. В красном уголке остались только два человека — комиссар и Цой. Некоторое время они сидели молча. Потом комиссар тихо сказал:

— Как вы думаете, Цой, что все это значит?

Цой медленно провел рукой по своим блестящим черным волосам и откинулся на спинку кресла.

— Ничего не могу понять! Ясно только, что Федор Михайлович за что-то невзлюбил Павлика. Но за что? Такого славного, безобидного мальчика! Не может же быть, чтобы из-за мешка.

— Да-а-а… — протянул комиссар, задумчиво глядя куда-то в пространство. — И еще какой-то ящичек… Странная история! Впрочем, мне кажется, она началась гораздо раньше.

Цой вскинул на комиссара удивленные глаза.

— Раньше? Из-за чего же?

В отсек вошел уборщик Щербина с длинным пылесосным ящиком в руках. Он приблизился к комиссару, приветствовал его, приложив руку к бескозырке:

— Товарищ комиссар, разрешите приступить к уборке.

— Пожалуйста, товарищ Щербина,

Комиссар поднялся и сказал Цою:

— Пойдемте ко мне, там поговорим.

Конец второй части

-

Часть третья. РОДИНА ЗОВЕТ

Глава I. В ЛЕДЯНОМ ПЛЕНУ

Тринадцатого июля «Пионер» был уже на обратном пути в Тихий океан, держа курс на север. Оставалось провести еще лишь одну работу в поверхностных водах Антарктики, в суровых условиях полярной зимы, по соседству с плавающими льдами.

«Пионер» шел на самой малой глубине, почти у нижней поверхности ледяных полей.