Я открыла глаза и уставилась в белый потолок со знакомыми светильниками… моя комната в квартире Эда. Жутко болели глаза, как будто в них непрерывно лили кипяток. Я моргнула и простонала, не удержавшись — веки словно превратились в острые лезвия, и вместо облегчения боль стала только сильнее.
– Ника, – услышала я шепот, и надо мной повисло взволнованное лицо Дайны.
– Дай? – спросила я и не узнала собственный голос. Говорил скорее портовый грузчик, болеющий туберкулёзом из-за частого курения. Я прочистила горло и выдохнула: – А-а-уч.
– Ника! – Дайна метнулась к тумбочке и через секунду засунула мне в рот две горькие таблетки, приподняла мою голову, поднося к губам стакан с водой.
Я выпила его до дна.
– Дай, что ты здесь… – и я замолчала, а перед моими глазами начали проноситься образы, как будто я смотрела диафильм.
Вот мы с Дайной и Эдом завтракаем вкусными блинами наутро после моего дня рождения и едем на аэродром, загружаемся вместе с Айсером, Ричем и Йенсом на космолёт. Вот нас тормозит корабль космополиции Джумера… А вот Донни умирает на моих руках.
– Эдди, – прошептала я.
Странно, но я абсолютно ничего не почувствовала. Моя душа умерла там, на корабле, и внутри было совершенно пусто. Кажется, там даже гулял ветер, обдавая холодом кожу изнутри. Но следующие слова Дайны заставили что-то шелохнуться внутри.
– Ник, с ним всё хорошо. Будет хорошо. Это чудо какое-то…
Я закрыла глаза, не веря в правдивость этой информации. Брат умер на моих руках. И я умерла вместе с ним. Всё закончилось. Теперь мне всё ранво, что произошло тогда на Ренхене. Мне всё равно, что будет дальше с Герехтатом и всем Миитом. Мне всё равно… Меня больше нет.
Но подруга продолжила нести ерунду, снова заставляя сердце внутри оживать. Зачем? Зачем она так? Чтобы потом снова было больно?
– Так и доктор сказал. Йенс практически силой притащил какого-то своего знакомого и вживил ему маяк на смерть, если тот кому-нибудь об этом расскажет. Врач сказал, что Эдди скоро придёт в форму. Но пока он очень слаб, надо много отдыхать. Он столько крови потерял… И тебе надо отдыхать! Он сказал, что ты истощена. Но обещал, что очнёшься… И ты очнулась…
И Дайна заплакала. Зарыдала, и в её всхлипах отчётливо было слышно облегчение. Подруга устала. Она нервно истощена, но это сейчас волновало меня меньше всего.
– Ника, – голос подруги начал прерываться всхлипами, – если бы я не попёрлась за их бластерами… Я же не знала, что наши весь нижний отсек пушками забили! Если бы я знала… Я только хотела, чтобы у нас на всякий случай были…
– Дайна, – перебила подругу. Честно говоря, я её не особо и слушала с того момента, как она сказала, что Эддон жив.
– А? – спросила девушка.
– Я хочу к Эдди.
– Ник, врач сказал, что тебе нельзя вставать… по крайней мере какое-то время… Да и ты, скорее всего, не сможешь. Ты три дня пролежала без сознания…
– Что? – я не поверила тому, что услышала. – Сколько я пролежала?
– Три дня, – уверенно ответила Дайна и добавила: – Сегодня вторник. И уже вечер.
Я была в шоке. Под действием аспекса боль в глазах уже прошла, и я смогла удивлённо проморгаться.
Послышался звук открываемого замка, и Дайна быстро выбежала в коридор, а через пару мгновений дверь в мою комнату широко распахнулась, ударившись о стену с грохотом, и в комнату вошёл Йенс.
Я смотрела на него и не могла сдержать слёз.
– Йенс, – прошептала я, – ты выглядишь так, будто только что восстал из могилы.
– Поверь, так и есть, – ответил Регнер и подошёл к моей постели, прикрыв за собой дверь.
На его щеках отросла чёрная щетина, под глазами пролегли огромные тёмные круги, лицо осунулось, и, кажется, он вообще сильно похудел. Йенс буквально упал на кровать рядом со мной, обнял за талию и притянул к себе, зарываясь лицом в мои, надо заметить, грязные волосы. Мне было и неловко и радостно одновременно. Я продолжала лить слёзы, поглаживая его по волосам, а Регнер заговорил, не отрывая лица от моей головы.
– Слёзы прозрачные…
– Что? – не поняла я и отстранилась от него, заглядывая Йенсу в глаза. Хотелось убедиться, что с ним всё в порядке. Выглядел он на самом деле очень плохо, не лучше сумасшедшего бродяги с улицы.
– Твои слёзы, – Йенс продолжил говорить какую-то несуразицу, – они прозрачные, – я всхлипнула и перестала плакать, а Регнер вытер дорожки от слёз с моих щёк, вызывая мурашки по всему телу. – Там, на космолёте, твои слёзы сначала превратились в золотистые, а потом и глаза у тебя засветились золотом. Свечение было такое яркое, что глазам пришлось привыкать. А пока они привыкали, вокруг вас с Эдом образовался какой-то прозрачный непробиваемый кокон. А потом ты закричала… – Йенс судорожно вздохнул. – Демон, ты так громко кричала… Тебе было плохо и больно. А я не мог даже подойти и сделать что-то. Этот золотой кокон, будь он неладен, никак не получалось пробить! Ника, клянусь, за ту минуту я умер сотней разных способов, а когда ты потеряла сознание, моё сердце остановилась на какое-то время…
– Со мной всё хорошо, – это всё, что я смогла ему сейчас ответить…