Тайна ее сердца

Мэггс подошла ближе. Просто не смогла устоять перед соблазном.

С маленького ключика свисала серебряная цепочка, и Мэггс вдруг поняла, что именно этот ключ видела на шее Годрика. Она дотронулась до него пальцем, и цепочка закачалась.

Мэггс заглянула в ящик.

Впереди лежала целая куча писем, а вдалеке виднелась еще одна – аккуратно сложенная и перевязанная черной ленточкой. Рядом с ней стояла изящная шкатулка, покрытая белой с голубым эмалью. Мэггс взяла ее в руки и подняла крышку. Внутри лежало два локона. Один каштановый, а второй – с весьма заметной проседью. Наверное, то были волосы Клары, и Мэггс вдруг подумала о том, как долго Годрик был знаком со своей женой. Так долго, что ее волосы успели поседеть. При мысли об этом Мэггс охватила тоска. У Годрика были годы на то, чтобы жить рядом с дорогой ему женщиной и дарить ей любовь, в то время как у нее…

Впрочем, это не имело значения, не так ли? Она приехала в Лондон вовсе не за любовью Годрика.

Мэггс нахмурилась и положила шкатулку на место.

А потом внимательно посмотрела на стопки писем. Перевязанные черной ленточкой наверняка писала Клара, а вот рассыпанные по ящику…

Сердце Мэггс забилось быстрее.

Она узнала собственный размашистый почерк. Мэггс принялась перебирать письма и поняла, что Годрик сохранил все до одного. При мысли об этом по ее спине побежали мурашки. Все эти поспешно написанные послания, в которых она путано рассказывала о Лорелвуде, Верхнем Хорнсфилде, своей повседневной жизни и… котятах. Зачем Годрик хранил их?

Мэггс взяла в руки первое попавшееся и начала читать:

«10 января 1740 года.

Дорогой Годрик!

Что вы думаете? У нас здесь столько снега! Даже не представляю, откуда он взялся. Батлфилд весь день бродил по дому в задумчивости, бормоча себе под нос, что никогда в жизни не видел столько снега, а кухарка все твердила о Втором пришествии и даже не приготовила нам ленч. Несмотря на возможный конец света, мне все же хотелось бы, чтоб снег не таял. Окрестности выглядят так красиво, а с каждой ветки и карниза свисают сосульки. Если бы так мело каждую зиму, я, наверное, полюбила бы это время года.

Все утро я наблюдала за малиновкой, прыгающей с ветки на ветку на кустах боярышника, растущего под моим окном. Время от времени она останавливалась, доставала из-под коры червячков и ела. А вот несколько конюхов и молодых лакеев играли все утро в снежки. Остановились они, лишь когда попали Батлфилду по шее (!).

Вот незадача! Я ведь еще не задала вам вопрос, ради которого и пишу это письмо. Бумага уже заканчивается, так что спрашиваю. Сара как-то обронила, что в юности вы очень любили бывать в Лорелвуде. Так, может быть, вас удерживает от визитов сюда мое присутствие? Очень надеюсь, это не так! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, приезжайте, когда только захотите. И пусть вас не пугает все то, что я написала выше. Хотя это отпугнуло бы любого здравомыслящего человека. Наша кухарка иногда смахивает на умалишенную, но зато она печет божественный лимонный пирог. Батлфилд есть Батлфилд, так что не будем принимать его в расчет. Я ужасно легкомысленна и рассеянна, но я очень постараюсь вести себя пристойно и серьезно… Так что я в самом деле очень хочу, чтобы вы приехали.

Ваша М.».

Последние слова были написаны очень мелко, так как лист бумаги заканчивался. Мэггс разгладила письмо. Она помнила тот зимний день и то, как все были счастливы. Только ей одной словно не хватало чего-то. Она уже знала, что очень хочет ребенка, но было что-то еще, чего она хотела, когда писала это письмо.

Дверь в комнату Годрика отворилась.

Мэггс подняла голову, даже не пытаясь спрятать письмо, которое держала в руках.

Годрик остановился на пороге и слегка вскинул брови при виде того, что жена находится у него в спальне и рассматривает его вещи.

– Доброе утро.

– Ты сохранил их все! – выпалила Мэггс.

– Твои письма? Да. – Он вошел в спальню и закрыл за собой дверь. Судя по всему, он ни капли не рассердился, что Мэггс без приглашения пришла в нему в спальню.

И от этого она почувствовала себя еще более виноватой. Она вот не хранила писем Годрика. Разве что только последние. Да и те швырнула в шкаф и забыла.

– Почему ты их хранишь?

– Мне нравится их перечитывать. – Голос Годрика звучал глухо, и Мэггс показалось, будто этот звук царапает ей спину.

Она отвернулась, аккуратно сложила письмо и положила к остальным.

– Ты думаешь о Кларе?

Вопрос был слишком личным, слишком интимным, но Мэггс все же ждала ответа с замиранием сердца.

– Да.

– Часто?

Годрик покачал головой:

– Не так часто, как раньше.

Мэггс закусила губу и прикрыла глаза.

– Ты испытываешь чувство вины, когда занимаешься со мной любовью?

– Нет. – Мэггс почувствовала, что Годрик подошел ближе. Исходящее от него тепло согревало ее спину. – Я сильно любил Клару и никогда ее не забуду. Но она умерла. За последние несколько недель я понял, что нельзя смешивать мои чувства к ней с любовью к тебе.

Мэггс судорожно втянула носом воздух, и ее сердце забилось быстрее, хотя она была совсем не уверена в том, что хочет все это слышать.